4 января 2023 года, исполняется сто лет со дня, когда Ленин продиктовал постскриптум к «Письму к съезду», известного также как «Завещание». В нем Ленин поднял тему борьбы против бюрократизации советского государства, которая грозила свести на нет все завоевания революции. Скрываемое Сталиным в течение десятилетий, это «Завещание» развеивает наветы о том, что сталинизм был продолжением ленинизма.
В сочетании с его последними статьями и письмами, «Завещание» Ленина свидетельствует о том, какое значение он придавал опасности растущей бюрократии. В своем письме и постскриптуме Ленин прямо призывает к смещению Сталина с поста генерального секретаря Коммунистической партии и противопоставляет его Троцкому, которого он называл «самым способным человеком в нынешнем ЦК».
Однако письмо Ленина не было зачитано на съезде Коммунистической партии и десятилетиями замалчивалось сталинистами.
Поэтому мы пользуемся случаем, чтобы заново опубликовать выдержку из книги «Ленин и Троцкий: What they really stood for, авторов Алана Вудса и Теда Гранта, в которой подробно рассматривается «Завещание Ленина» и его борьбы против Сталина и бюрократии.
[Source]
Борьба Ленина с бюрократией
Алан Вудс и Тед Грант
[Марксистский метод] объясняет бюрократию как социальное явление, возникающее по определенным причинам. Ленин, подходя к вопросу как марксист, объяснял рост бюрократии как паразитический, капиталистический нарост на организме рабочего государства, возникший в результате изоляции революции в отсталой, неграмотной крестьянской стране.
В одной из своих последних статей, «Лучше меньше, да лучше», Ленин писал:
«Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны, что мы должны сначала подумать вплотную, каким образом бороться с недостатками его, памятуя, что эти недостатки коренятся в прошлом, которое хотя перевернуто, но не изжито, не отошло в стадию ушедшей уже в далекое прошлое культуры.» (Сочинения, т. 33, с. 487)
Октябрьская революция свергла старый порядок, безжалостно подавила и очистила царское государство; но в условиях хронической экономической и культурной отсталости элементы старого порядка повсеместно возвращались на позиции привилегий и власти в той мере, в какой революционная волна схлынула назад с поражениями международной революции.
Энгельс объяснил, что в каждом обществе, где искусство, наука и управление являются исключительной прерогативой привилегированного меньшинства, это меньшинство всегда будет использовать и злоупотреблять своим положением в собственных интересах. И такое положение вещей неизбежно до тех пор, пока подавляющее большинство людей вынуждено подолгу трудиться в промышленности и сельском хозяйстве ради самого необходимого.
После революции, с разрушенной промышленностью, рабочий день был не сокращен, а продлен. Рабочие трудились по десять, двенадцать и более часов в день на натуральном пайке; многие добровольно работали без выходных.
Но, как объяснял Троцкий, массы могут жертвовать своим «сегодня» ради своего «завтра» только до вполне определенного предела. Неизбежное напряжение войны, революции, четырех лет кровавой Гражданской войны, голода, в котором погибло пять миллионов человек, — все это подорвало рабочий класс как в численном, так и в моральном отношении.
НЭП стабилизировал экономику, но создал новые опасности, поощряя рост мелкого капитализма, особенно в сельской местности, где богатые «кулаки» набирали силу за счет бедных крестьян.
Промышленность возродилась, но, будучи привязанной к спросу крестьянства, особенно богатых крестьян, возрождение почти полностью ограничилось легкой промышленностью (потребительские товары). Тяжелая промышленность, ключ к социалистическому строительству, стагнировала. К 1922 году в городах насчитывалось два миллиона безработных.
На Девятом съезде Советов в декабре 1921 года Ленин заметил:
«Простите, но что вы называете пролетариатом? Тот класс рабочих, который занят в крупной промышленности. Но где эта крупная промышленность? Что это за пролетариат? Где ваша промышленность? Почему она простаивает?» (Сочинения, т. 33, с. 174).
В речи на Одиннадцатом съезде партии в марте 1922 года Ленин указывал, что классовая природа многих рабочих на заводах в это время была непролетарской, что многие из них были уклонистами от военной службы, крестьянами и деклассированными элементами:
«У нас со времен войны на фабрики и на заводы пошли люди вовсе не пролетарские, а пошли с тем, чтобы спрятаться от войны, а разве у нас сейчас общественные и экономические условия таковы, что на фабрики и заводы идут настоящие пролетарии? Это неверно. Это правильно по Марксу, но Маркс писал не про Россию, а про весь капитализм в целом, начиная с пятнадцатого века. На протяжении шестисот лет это было так, а для России теперешней неверно. Сплошь да рядом идущие на фабрики — это не пролетарии, а всяческий случайный элемент». (Сочинения, т. 33, с. 299)
Дезинтеграция рабочего класса, потеря многих передовых элементов в Гражданской войне, приток отсталых элементов из деревни, деморализация и истощение масс — это одна сторона картины.
С другой стороны, силы реакции, те мелкобуржуазные и буржуазные элементы, которые были временно деморализованы и загнаны в подполье успехом революции в России и в мире, повсюду начали восстанавливать свои силы, выходить на передний план, пользуясь ситуацией, чтобы внедриться в каждый уголок правящих органов промышленности, государства и даже партии.
Сразу же после захвата власти единственной политической партией, которая была подавлена большевиками, стали фашистские черносотенцы. Даже буржуазная партия кадетов не была сразу объявлена вне закона. Само правительство представляло собой коалицию большевиков и левых эсеров.
Но под давлением Гражданской войны произошла резкая поляризация классовых сил, в которой меньшевики, эсеры и «левые эсеры» оказались на стороне контрреволюции. Вопреки собственным намерениям, большевики были вынуждены ввести монополию политической власти. Эта монополия, которая рассматривалась как чрезвычайное и временное положение вещей, создавала огромные опасности в ситуации, когда пролетарский авангард испытывал растущее давление со стороны чуждых классов.
В феврале 1917 года партия большевиков насчитывала не более 23 000 членов во всей России. В разгар Гражданской войны, когда членство в партии было сопряжено с личным риском, ряды партии были открыты для рабочих, которые довели число членов до 200 000. Но по мере того, как война приближалась к концу, членство в партии фактически утроилось, что отражало приток карьеристов и элементов из враждебных классов и партий.
Ленин в это время неоднократно подчеркивал опасность того, что партия поддастся давлению и настроениям мелкобуржуазных масс; что главным врагом революции является:
«обыденщина экономики в мелкокрестьянской стране с разоренной крупной промышленностью. Враг – мелкобуржуазная стихия, которая окружает нас, как воздух, и проникает очень сильно в ряды пролетариата. А пролетариат деклассирован, т. е. выбит из своей классовой колеи. Стоят фабрики и заводы – ослаблен, распылен, обессилен пролетариат. А мелкобуржуазную стихию внутри государства поддерживает вся международная буржуазия, все еще всемирно-могущественная». (Сочинения, т. 33, с. 23)
“Чистка», начатая Лениным в 1921 году, не имела ничего общего с чудовищными подставными процессами Сталина; не было ни полиции, ни судов, ни тюремных лагерей; просто безжалостное вытравливание мелкобуржуазных и меньшевистских элементов из рядов партии, чтобы сохранить идеи и традиции Октября от отравляющего влияния мелкобуржуазной реакции. К началу 1922 года было исключено около 200 000 членов партии (одна треть ее состава).
Переписка и письма Ленина этого периода, когда болезнь все чаще мешала ему участвовать в борьбе, ясно показывают его тревогу по поводу наступления советской бюрократии, наглых изгоев во всех уголках государственного аппарата. Так, в письме к Шейнману в феврале 1922 г.:
«Госбанк теперь — игра в бюрократическую переписку бумажек. Вот Вам правда, если хотите знать не сладенькое чиновно-коммунистическое вранье (коим Вас все кормят, как сановники), a правду. И если Вы не захотите открытыми глазами через все комвранье смотреть на эту правду, то Вы — человек, во цвете лет погибший в тине казенного вранья. Вот это — неприятная истина, но истина». (Сочинения, т. 36, с. 567)
Сравните эту бесстрашную честность Ленина со всей той сладкой фальшью, которой все лидеры и «теоретики» коммунистической партии поколениями кормили международное коммунистическое движение в отношении Советского Союза, и судите сами, в какие глубины деградации погрузили идеи и традиции Ленина самозваные «друзья Советского Союза»! И снова в письме от 12 апреля 1922 года:
«Чем больше будет проделано такой работы, чем глубже мы войдем в живую практику, отвлекая внимание и себя и читателей от зловонной бюрократической и зловонной интеллигентской московской (и вообще советской буржуазной) атмосферы, тем больше будут наши успехи в улучшении и нашей печати, и всей нашей конструктивной работы». (Сочинения, т. 36, с. 579)
На одиннадцатом съезде Ленин выступил перед партией с резким обвинением в бюрократизации государственного аппарата:
«Если мы возьмем Москву, — говорил он, — с ее 4700 коммунистами на ответственных постах, если мы возьмем огромную бюрократическую машину, эту гигантскую кучу, то мы должны спросить: кто кем руководит? Я очень сомневаюсь, можно ли с полной уверенностью сказать, что коммунисты руководят этой кучей. По правде говоря, они не руководят, а ими руководят». (Сочинения, том 33, стр. 288, наше выделение).
Для проведения работы по отсеву бюрократов и карьеристов из государственного и партийного аппарата Ленин инициировал создание РАБКРИН (Рабоче-крестьянской инспекции), которую возглавил Сталин.
Ленин видел необходимость в сильном организаторе, который бы следил за тщательным выполнением этой работы; опыт Сталина как партийного организатора, казалось, подходил для этой должности. В течение нескольких лет Сталин занимал ряд организационных постов в партии: глава РАБКРИН, член ЦК и Политбюро, Оргбюро и Секретариата. Но его узкий, организаторский кругозор и личные амбиции привели к тому, что за короткий срок Сталин занял пост главного выразителя бюрократии в партийном руководстве, а не ее противника.
Еще в 1920 году Троцкий критиковал работу РАБКРИН, который из инструмента борьбы с бюрократией сам превратился в очаг бюрократии. Вначале Ленин защищал РАБКРИН от Троцкого. Его болезнь не позволила ему понять, что происходит за его спиной в государстве и партии.
Сталин использовал свое положение, позволявшее ему подбирать кадры на руководящие посты в государстве и партии, чтобы незаметно собрать вокруг себя блок союзников и согласных, политических ничтожеств, которые были благодарны ему за продвижение по службе. В его руках РАБКРИН стал инструментом для укрепления собственного положения и устранения своих политических соперников.
Ленин осознал ужасную ситуацию только тогда, когда узнал правду о том, как Сталин вел отношения с Грузией. Без ведома Ленина или Политбюро Сталин вместе со своими приспешниками Дзержинским и Орджоникидзе совершил государственный переворот в Грузии.
Лучшие кадры грузинского большевизма были вычищены, а руководители партии лишены доступа к Ленину, которого Сталин кормил ложью. Когда он наконец узнал, что происходит, Ленин был в ярости. Со своей больничной койки в конце 1922 года он продиктовал своему стенографисту ряд заметок о «пресловутых вопросах автономизации, которая, оказывается, официально называется вопросом о Союзе Советских Социалистических Республик».
Заметки Ленина являются сокрушительным обвинением бюрократического и шовинистического высокомерия Сталина и его клики. Но Ленин рассматривает этот инцидент не как случайное явление — «досадную ошибку», как вторжение в Чехословакию, или «трагедию», как разгром венгерской рабочей коммуны, а как выражение гнилого, реакционного национализма советской бюрократии. Стоит подробно процитировать слова Ленина о государственном аппарате.
«Говорят, что нужен единый государственный аппарат. Откуда взялась эта уверенность? Не из того ли самого российского аппарата, который, как я указывал в одном из предыдущих разделов моего дневника, мы переняли у царизма и слегка помазали советским маслом?”
«Нет сомнения, что эту меру следовало бы отложить до тех пор, пока мы не могли бы сказать, что мы ручаемся за наш аппарат, как за свой собственный. Но теперь мы должны, по совести говоря, признать обратное; государственный аппарат, который мы называем своим, в сущности, еще совершенно чужд нам; это буржуазно-царская мешанина, и избавиться от нее за последние пять лет без помощи других стран не было никакой возможности, потому что мы были «заняты» большую часть времени военными делами и борьбой с голодом.
«Вполне естественно, что при таких обстоятельствах «свобода выхода из союза», которой мы себя оправдываем, окажется лишь клочком бумаги, неспособным защитить нерусских от натиска этого истинно русского человека, великорусского шовиниста, по существу плута и тирана, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих утонет в этом потоке шовинистического великорусского сброда, как муха в молоке». (Сочинения, т. 36, с. 605, наше выделение)
После грузинского дела Ленин бросил всю тяжесть своего авторитета на борьбу за смещение Сталина с поста генерального секретаря партии, который он занял в 1922 году после смерти Свердлова.
Однако Ленин больше, чем когда-либо, опасался, что открытый раскол в руководстве в сложившихся условиях может привести к расколу партии по классовому признаку. Поэтому он пытался сохранить борьбу в рамках руководства, а записки и другие материалы не предавались гласности.
Ленин тайно написал грузинским большевикам-ленинцам (послав копии Троцкому и Каменеву), принимая их дело против Сталина «всем сердцем». Поскольку он не мог вести дело лично, он написал Троцкому с просьбой взять на себя защиту грузин в Центральном комитете.
Нет нужды говорить, что документальные свидетельства последней борьбы Ленина против Сталина и бюрократии были скрыты в течение десятилетий. Последние труды Ленина были скрыты от рядовых членов Коммунистической партии в России и за рубежом.
Последнее письмо Ленина к съезду партии, несмотря на протесты его вдовы, не было зачитано на съезде и оставалось под замком до 1956 года, когда Хрущев и его товарищи опубликовали его вместе с некоторыми другими материалами (включая письма о Грузии) в рамках своей кампании по перекладыванию вины за все, что произошло за последние тридцать лет, на плечи Сталина.
Ленин предупреждает об опасности раскола в партии, поскольку «наша партия опирается на два класса, и по этой причине возможна ее неустойчивость…». Ленин не считал разногласия между Троцким и Сталиным случайными или вытекающими из «личностей» (хотя он дает ряд проницательных очерков о личных качествах ведущих членов партии).
Последнее письмо Ленина следует рассматривать в контексте других его работ предыдущих месяцев, его нападок на бюрократию и блок, который он сформировал вместе с Троцким против Сталина.
Ленин сформулировал свое письмо очень осторожно (первоначально он намеревался присутствовать на съезде, для которого, по словам его стенографистки Фотиевой, он «подготовил бомбу для Сталина»).
По каждому из ведущих членов съезда он дает как положительные, так и отрицательные черты их характера: В случае с Троцким он отмечает его «исключительные способности» («самый способный человек в ЦК в настоящее время»), но критикует его за «далеко идущую самоуверенность» и «склонность слишком увлекаться чисто административной стороной дела» — недостатки, которые, какими бы серьезными они ни были сами по себе, не имеют ничего общего с Перманентной революцией, «социализмом в одной стране» и прочими выдуманными сталинистами каверзами.
По поводу Сталина Ленин пишет, что «товарищ Сталин, став генеральным секретарем, сосредоточил в своих руках огромную власть, и я не уверен, что он всегда умеет пользоваться этой властью с достаточной осторожностью».
Это уже политический вопрос, связанный с борьбой Ленина против бюрократии в партии. В работе «Лучше меньше, да лучше», написанной незадолго до этого, Ленин отмечал: «Пусть в скобках будет сказано, что бюрократы у нас есть и в партийных, и в советских учреждениях». В той же работе он предпринял резкую атаку на РАБКРИН, которая явно предназначалась Сталину:
«Скажем откровенно, что Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции в настоящее время не пользуется ни малейшим авторитетом. Всем известно, что никакие другие учреждения не организованы хуже, чем наша Рабоче-крестьянская инспекция, и что при нынешних условиях от этого Народного комиссариата ничего нельзя ожидать». (Сочинения, т. 33, с. 490)
В постскриптуме к своему письму [написанному 4 января 1923 года] Ленин выступил за смещение Сталина с поста генерального секретаря, якобы по причине «грубости» — но за замену его человеком, «который во всех отношениях отличается от Сталина только превосходством — а именно, более лояльным, более вежливым и более внимательным к товарищам, менее капризным и т.д.». Дипломатический способ выражения не скрывает косвенного обвинения, очень ясного в свете грузинских событий, в грубости, капризности и нелояльности Сталина.
Представляя «Завещание» Ленина как документ, касающийся только «личностей» вождей, «теоретики» компартии впадают в совершенно вульгарное искажение Ленина. Даже если «Завещание» оставляет место для двусмысленности (а это не так, за исключением для неряшливых умов), весь корпус последних работ Ленина представляет собой четкое программное изложение его позиции, которое не может быть искажено.
Ленин неоднократно характеризовал бюрократию как паразитический, буржуазный нарост на рабочем государстве, как выражение мелкобуржуазного мировоззрения, проникшего в государство и даже в партию.
Бороться с мелкобуржуазной реакцией против Октября было тем более трудно, что пролетариат находился в истощенном состоянии, частично деморализованы. Тем не менее, Ленин и Троцкий рассматривали рабочий класс как единственную основу для борьбы с бюрократией, а поддержание здоровой рабочей демократии — как единственную сдержку для нее. Так, в одной из статей «Чистка партии» Ленин писал:
«Естественно, мы не будем подчиняться всему, что говорят массы, потому что и массы иногда — особенно в момент исключительной усталости и изнеможения от чрезмерных лишений и страданий — поддаются настроениям, которые ни в коей мере не являются передовыми. Но в оценке лиц, в отрицательном отношении к тем, кто «привязался» к нам из корыстных побуждений, к тем, кто стал «надутыми комиссарами» и «бюрократами», предложения беспартийных пролетарских масс, а во многих случаях и беспартийных крестьянских масс, чрезвычайно ценны». (Сочинения, т. 33, с. 39)
Рост бюрократии понимался Лениным как продукт экономической и культурной отсталости, ставшей результатом изоляции революции. Средства борьбы с ним были связаны, с одной стороны, с борьбой за экономический прогресс и постепенную ликвидацию неграмотности, что было неразрывно связано с борьбой за вовлечение трудящихся масс в управление промышленностью и государством.
Ленин и Троцкий всегда опирались на массы в борьбе против «надутых комиссаров». Только при сознательной самодеятельности самого трудового народа можно было обеспечить переход к социализму.
С другой стороны, Ленин неоднократно объяснял, что ужасные нагрузки, налагаемые на рабочий класс изоляцией революции в отсталой стране, ставят огромные трудности на пути создания действительно культурного и гармоничного бесклассового общества. Ленин снова и снова подчеркивал проблемы, возникающие в результате изоляции революции.
[…]
Ленин решительно указывал на то, что трудности революции — проблемы отсталости, неграмотности, бюрократизма — могут быть окончательно преодолены только победой социалистической революции в одной или нескольких передовых странах. Эта перспектива, сотни раз втолковываемая Лениным начиная с 1904-1905 годов, была принята как трюизм всей большевистской партией вплоть до 1924 года. В последние месяцы своей жизни Ленин не терял из виду этот факт. Среди его последних записей есть ряд заметок, в которых его позиция была предельно ясна:
«Мы создали государство советского типа, — писал он, — и этим мы открыли новую эру в мировой истории, эру политического господства пролетариата, которая должна вытеснить эру буржуазного господства. Никто не может лишить нас и этого, хотя последние штрихи советского типа государства будут внесены в него только с помощью практического опыта рабочего класса ряда стран.
«Но мы не закончили строительства даже основ социалистического хозяйства, и враждебная сила морального капитализма еще может лишить нас этого. Мы должны это ясно осознать и откровенно признать, ибо нет ничего опаснее иллюзий (и головокружения, особенно на больших высотах). И в признании этой горькой истины нет абсолютно ничего страшного, ничего, что давало бы законные основания для малейшего уныния; мы всегда настаивали и повторяли элементарную истину марксизма — что для победы социализма необходимы совместные усилия рабочих нескольких передовых стран.» (Сочинения, т. 33, с. 206, наше выделение).
В этих строках Ленина нет ни капли «пессимизма» или «недооценки» творческих возможностей советского рабочего класса. Во всех работах Ленина, и особенно в этот период, одновременно присутствует горячая вера в способность трудового народа изменить общество и бесстрашная честность в отношении трудностей.
Разница в отношении сталинизма и ленинизма к рабочему классу заключается именно в этом: что первый стремится обмануть массы «официальной» ложью и самодовольными иллюзиями о строительстве «социализма в одной стране», чтобы убаюкать их пассивным согласием с руководством бюрократии, а второй стремится развивать сознание рабочего класса, никогда не покровительствуя ему ложью и сказками, но всегда раскрывая неприглядную правду, в полной уверенности, что рабочий класс поймет и примет необходимость самых больших жертв, если причины их будут честно и правдиво объяснены.
Аргументы Ленина были призваны не одурманить советских рабочих «социалистическим опиумом», а подготовить их к предстоящей борьбе — к борьбе против отсталости и бюрократии в России и к борьбе против капитализма и социалистической революции в мировом масштабе.
Именно сочувствие трудящихся всего мира, объяснял Ленин, не позволило империалистам задушить русскую революцию в 1917-1920 годах. Но единственной реальной гарантией будущего Советской Республики было распространение революции на капиталистические страны Запада.
На одиннадцатом съезде Российской коммунистической партии — последнем, на котором присутствовал Ленин, — он неоднократно подчеркивал опасность, грозящую государству и партии из-за давления отсталости и бюрократизма. Комментируя направление развития государства, Ленин предупреждал:
«Ну что ж, мы прожили год, государство в наших руках, но проводило ли оно в прошедшем году новую экономическую политику так, как мы хотели? Нет. Но мы отказываемся признать, что она действовала не так, как мы хотели. Как оно действовало? Машина отказывалась повиноваться руке, которая ее направляла. Это было похоже на машину, которая ехала не в том направлении, в котором хотел водитель, а в том, в котором хотел кто-то другой; как будто ею управляла какая-то таинственная, беззаконная рука, Бог знает чья, возможно, спекулянта, или частного капиталиста, или обоих. Как бы то ни было, машина едет не совсем в том направлении, которое представляет себе человек за рулем, и часто она едет совсем в другом направлении». (Сочинения, т. 33, с. 179, наше выделение).
На том же съезде Ленин очень ясным и недвусмысленным языком объяснил возможность вырождения революции в результате давления чуждых классов.
Уже наиболее дальновидные слои эмигрантской буржуазии, группа «Смена века» Устрялова, открыто возлагали свои надежды на бюрократическо-буржуазные тенденции, проявляющиеся в советском обществе, как на шаг в направлении капиталистической реставрации. Эта же группа позже аплодировала и поощряла сталинистов в их борьбе против «троцкизма».
Группа «Смена века», которой Ленин отдавал должное за ее классовую проницательность, правильно понимала борьбу Сталина против Троцкого не с точки зрения «личностей», а как классовый вопрос, как шаг в сторону от революционных традиций Октября.
«Машина больше не подчинялась водителю» — государство уже не подчинялось коммунистам, рабочим, а все больше возвышалось над обществом. Ссылаясь на взгляды Смены Вех, Ленин сказал:
«Надо прямо сказать, что то, о чем говорит Устрялов, возможно, история знает всякие метаморфозы. Опора на твердость убеждений, преданность и прочие великолепные моральные качества — это все, что угодно, только не серьезная позиция в политике. Несколько человек могут быть наделены великолепными моральными качествами, но исторические вопросы решаются огромными массами, которые, если немногие из них им не подходят, могут порой обращаться с ними не слишком вежливо». (Сочинения, т. 33, с. 287)
В этих словах Ленина мы находим поражение левой оппозиции, заранее объясненное в миллион раз яснее, чем во всех претенциозных рассуждениях «интеллектуалов» о сравнительных психологических, моральных и личных качествах Троцкого и Сталина. Государственная власть ускользала из рук коммунистов не из-за их личных недостатков или психологических особенностей, а из-за огромного давления отсталости, бюрократии, чуждых классовых сил, которые навалились на крошечную горстку передовых, социалистических рабочих и раздавили их.
Ленин сравнивал отношения советских рабочих и их передовой гвардии к бюрократии и мелкобуржуазным и капиталистическим элементам с отношением завоевателя и завоеванного народа.
История неоднократно показывала, что победа одного народа над другим силой оружия сама по себе не является достаточной гарантией победы. В случае, если культурный уровень победителей ниже, чем у побежденных, последние будут навязывать свою культуру завоевателям. Учитывая низкий уровень культуры слабого советского рабочего класса, окруженного морем мелких собственников, давление было огромным. Они отражались не только в государстве, но и неизбежно в самой партии, которая стала центром борьбы противоречивых классовых интересов.
Только в свете всего этого можно понять позицию Ленина в борьбе с бюрократией, его отношение к Сталину и содержание его «Подавленного завещания». В этом документе выражается его убеждение, что борьба между Троцким и Сталиным «не является деталью, или деталью, которая может приобрести решающее значение», в свете того, что «Наша партия основана на двух классах».
В письме, написанном незадолго до Одиннадцатого съезда партии, Ленин объяснил значение конфликтов и расколов в руководстве такими словами:
«Если не закрывать глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не характером ее состава, а огромным безраздельным авторитетом, которым пользуется небольшая группа, которую можно назвать старой гвардией партии. Небольшого конфликта внутри этой группы будет достаточно, если не для уничтожения этого престижа, то, во всяком случае, для ослабления группы до такой степени, что она лишится права определять политику». (Сочинения, т. 33, с. 257)
Ожесточенная борьба Ленина против Сталина определялась не его личными недостатками («грубостью»), а той ролью, которую он сыграл в привнесении методов и идеологии чуждых социальных классов и слоев в то самое руководство партии, которое должно было стать оплотом против этих вещей.
В последние месяцы своей жизни, ослабленный болезнью, Ленин все чаще обращался к Троцкому за поддержкой в борьбе против бюрократии и ее порождения, Сталина. По вопросу о монополии внешней торговли, по вопросу о Грузии, и, наконец, в борьбе за отстранение Сталина от руководства, Ленин образовал блок с Троцким, единственным человеком в руководстве, которому он мог доверять.
На протяжении всего последнего периода своей жизни, в многочисленных статьях, речах и, прежде всего, письмах, Ленин неоднократно выражал свою солидарность с Троцким. По всем важным вопросам, о которых мы уже говорили, он выделял именно Троцкого для отстаивания своей точки зрения в руководящих органах партии.
Оценка Лениным Троцкого в «Подавленном завещании» может быть понята только в свете этих фактов. Нет нужды говорить, что все доказательства существования этого блока между Лениным и Троцким против сталинской клики хранились под замком в течение многих лет. Но правда вырвалась наружу. Письма к Троцкому, опубликованные в томе 54 последнего русского издания Собрания сочинений Ленина, хотя и сейчас не полные, являются неопровержимым доказательством союза, существовавшего между Лениным и Троцким.
Оригинал
Перевод: Иван Андреев
Редактура: Мария Котова