Марксизм или анархизм?

Мне сообщили недавно, что анархистская группа «Bandeira negra» («Черный флаг») из Бразилии опубликовала ответ на мою статью1, написанную в январе 2012 года. Нечего и говорить — мы приветствуем товарищескую критику со стороны любой части международного рабочего движения. В том числе и со стороны тех товарищей, что придерживаются иных, противоположных марксизму точек зрения к которым всегда относился анархизм.

[Source]

Товарищеская дискуссия способна помочь прояснить наши идеи и тем самым усилить революционный лагерь. Полагаю, однако, что теория марксизма, выдержавшая испытание временем, достаточно сильна, чтобы опровергнуть любую критику, — что я и продемонстрирую в данной статье.

Предварительным условием для здоровой дискуссии, при этом, является добросовестный подход к оппоненту. Моя статья «Марксизм и анархизм» описывается как «торжество заблуждений и исторических фальсификаций». Мы покажем, где в действительности лежат ошибки и исторические фальсификации, и позволим читателю самому решить, следует ли искать ложь и фальсификации в моей статье или же в утверждениях моих критиков.

Есть ли у анархизма теория?

«Черный флаг» глубоко возмущен тем, что я якобы отрицаю наличие у анархистов теории. В действительности я никогда не утверждал подобного. Это утверждение, как и большинство других, приписываемых мне нашим критиком, является продуктом его богатого воображения. Он пишет:

«Автор начинает говорить о важности теории, как будто анархисты это отрицают!»

«Важно помнить, что Михаил Бакунин рассматривал „Капитал“ как одну из лучших работ, созданных к тому времени, и выражал желание участвовать в его переводе. У ругаемого в статье Прудона, социалиста-федералиста, оказавшего влияние на анархизм, есть работа „Что такое собственность?“, которую сам Маркс рассматривал как научное исследование».

Я хорошо осведомлен о том, что анархизм основывается на теории. Проблема в том, что теория эта слаба и полна противоречий — мешанина из устаревших идей, позаимствованных у утопических социалистов, в особенности у Прудона, разбавленная авантюристскими и сектантскими установками, идущими от Бакунина. Подлинным отцом этих идей был и в самом деле Прудон. Вопреки намерениям «Черного флага» найти цитату, доказывающую уважительное отношение Маркса к идеям Прудона, нам, боюсь, придется развенчать это заблуждение. Далекий от того, чтобы восхищаться идеями Прудона, Карл Маркс описывал его главную работу «Философия нищеты»Признаюсь откровенно, что я нахожу в общем книгу плохой, очень плохой… он преподносит нам смехотворную философию потому, что не понял современного общественного строя. Более того, Маркс пошел еще дальше и написал разгромную критику этой прудоновской работы («Нищета философии»).

Теоретическая слабость анархизма — и ее ясно показал Маркс — состоит именно в том, что повторяются ошибки утопических социалистов, и в частности, Прудона — эталонного представителя мелкобуржуазного социализма. Программа Бакунина (в определенной мере она все же существовала) была непродуманной смесью идей, почерпнутых у Прудона, Сен-Симона или у других утопических социалистов. Главное — он выступал за неучастие в политическом движении — идея, которую он также позаимствовал у Прудона.

Верно то, что марксизм и анархизм противоположные и взаимоисключающие идеологии. Первая — научная теория и революционная политика, отражающая классовые интересы пролетариата. Марксизм берет за отправную точку рабочий класс — единственный по-настоящему революционный класс в нашем обществе. В противоположность этому, анархизм — путаная и ненаучная доктрина, с классовой базой в виде мелкой буржуазии и люмпен-пролетариата. Но не стоит слепо доверяться моим словам. Посмотрим, что сам Бакунин говорил по этому вопросу.

Какова была позиция Бакунина в отношении рабочего класса? Из его письма брюссельской газете «La Liberte», написанного в 1872 г. ясно видно, что он даже не воспринимает пролетариат как класс и даже упоминает об аристократическом господстве фабричных рабочих над сельским пролетариатом, то есть городским пролетариатом над крестьянством.

«В этой программе имеется другое выражение, которое нам глубоко антипатично, нам, революционным анархистам, искренне желающим полного освобождения народа; это — пролетариат, мир трудящихся, представленный как класс, а не как масса. Знаете, что это означает? Ни что иное, как новую аристократию, аристократию рабочих фабрик и городов, за исключением миллионов, составляющих деревенский пролетариат, которые в прогнозах гт. социал-демократов Германии станут просто подданными в их великом так называемом народном государстве. Класс, власть, государство — три неотделимых термина, из которых каждый необходимо предполагает два других, и которые совместно, в итоге, можно кратко выразить следующими словами: политическое подчинение и экономическая эксплуатация масс.» (Сильное выделение A.W., слабое — Бакунина)

В том же самом письме он упоминает об «обуржуазившемся меньшинстве» городских рабочих:

«…та же логика ведут их прямо и неизбежно к тому, что мы называем буржуазным социализмом, к заключению нового политического пакта между буржуазией, радикальной, или вынужденной стать таковой, и между умным, респектабельным меньшинством, то есть надлежащим образом обуржуазенным пролетариатом городов, за исключением и в ущерб массе не только сельского, но и городского пролетариата.» 

«Спонтанность» и политическая борьба

Одна из главных черт, которая всегда присутствовала практически в каждой анархистской тенденции, начиная с Бакунина, — отрицание политики и политических партий. Данный общеизвестный факт с возмущением отвергается нашим анархистским критиком. В первой части своей тирады против марксизма критик также яростно отрицает и то, что анархизм имеет «спонтаннеистский» характер. В самом начале «Чёрный флаг» пишет, что я связываю анархизм с дезорганизацией, с чем-то похожим на потерявшихся людей, бегающих кругами и не знающих, куда идти, без четких политических предложений. Это явная ложь.

Но подождите минуту, друг мой. Раз уж Вы так горячо претендуете на теоретическое наследство Бакунина — отца-основателя анархизма и настаиваете на том, чтобы мы прочитали его работы, давайте посмотрим, что он писал на тему «спонтанности»:

В одной из своих ключевых работ «Парижская Коммуна и понятие о государственности» Бакунин настаивает на том, что «спонтанное действие масс решает все».

«Кроме того, по их глубокому убеждению в деле социальной революции, диаметрально противоположной во всем революции политической, действия отдельных лиц были почти ничем, а самопроизвольная деятельность масс должна была быть всем.» (Курсив A.W.)

Я полагаю, что эти слова достаточно ясны, так что даже «Черному флагу» не составит труда их понять. Всего в паре предложений Бакунин отметает любые «политические революции», другими словами, любую борьбу за политические требования, любую революцию, целью которой является изменение политического общественного порядка. Вместо этого он призывает к чистой «социальной революции», то есть к той, которая моментально устранит все классы и немедленно установит анархическое общество, где будет отсутствовать политическая власть, государство, угнетенные и угнетатели.

Все, что меньше того, отвергается с презрением как жалкий реформизм — все то, что «диаметрально противоположно» анархистскому идеалу «социальной революции». Отсюда следует, что борьба за демократические требования и борьба рабочих за большую оплату и лучшие условия труда должны быть отброшены, так как они не ведут к немедленному свержению капитализма и его государства.

Отсюда также следует, что политическая борьба, участие в выборах, борьба за реформы в области здравоохранения и образования, за лучшее пенсионное обеспечение, сокращение рабочего дня, права женщин и др. не только бесполезны, но и однозначно вредны, так как отвлекают внимание масс от реальной борьбы — за «социальную революцию».

В письме La Liberté Бакунин следующим образом отзывается об избрании кандидатов в буржуазный парламент:

Таков настоящий смысл рабочих кандидатур в парламенты существующих государств, и завоевания политической власти рабочим классом. Так как даже с точки зрения только городского пролетариата, к исключительной выгоде которого хотят захватить политическую власть, разве не ясно, что народная природа этой власти будет ничем иным, как фикцией. Разумеется, невозможно, чтобы несколько сотен или даже десятков тысяч, не говоря уже о миллионах людей, могли бы действительно осуществить эту власть. С необходимостью они должны будут осуществлять ее по доверенности, то есть поручить ее группе людей, избранных ими самими, чтобы их представлять и чтобы ими управлять… После короткого момента свободы или революционной оргии, граждане нового государства проснутся рабами, игрушками и жертвами новых честолюбцев. 

Мы видим здесь какова абстрактная теория анархизма на практике. От понимания ограниченной природы буржуазной демократии, они впадают в другую крайность. Говорится о государственной власти как таковой, не о том, чьим классовым интересам она служит, — именно она изображается причиной предательства и угнетения. По Бакунину, просто занимать должность, безотносительно контекста, независимо от того какой класс осуществляет давление и пр., значит превращаться в угнетателя. Анархисты отрицают участие в выборах. Но рабочий класс долгое время боролся за право голоса на выборах и за другие демократические права вопреки яростному сопротивлению господствующих классов. Мы понимаем, что эти завоевания сами по себе не могут разрешить фундаментальную проблему нашего общества и рабочего класса. Как бы то ни было, фундаментальная проблема лежит не в самой форме представительной демократии, а в экономическом господстве буржуазии над парламентом — в обратном случае капиталисты в нашей системе оказались бы угнетаемы своими парламентскими представителями. Борьба за демократические требования играет важную роль в развитии сознательности и боевитости рабочего класса и эксплуатируемых масс в целом.

Рабочие Бразилии отлично это понимают. Рабочий класс не может быть безразличен к тому, имеет ли он право на забастовки и демонстрации, право голоса на выборах или нет. Пока существует капитализм, рабочий класс вынужден использовать любые легальные возможности в борьбе за свое дело. Отказаться от участия в выборах значит просто отдать политическую власть в руки классового врага. Каким образом такое воздержание может помочь продвижению интересов рабочего класса — тайна, которую только анархист и способен понять.

Марксисты всегда понимали, что участие в парламентской деятельности несет с собой множество рисков и опасностей. Буржуазия превратила в искусство технику систематического разложения представителей рабочих в парламенте. Это совершенно верно. Но сходным образом, начальники поднаторели во всех возможных способах разложения представителей рабочих на производстве, в местных советах, и на любом другом уровне. Должны ли мы отказаться тем самым от выдвижения своих представителей, к примеру, в забастовочный комитет из-за страха того, что на них может повлиять начальство? Такая линия аргументации логично ведет к отказу от организации рабочих вообще.

Маркс о политическом действии и организации

Маркс следующим образом высказывался об отрицании политического действия и организации:

Nota bene: О политическом движении. Политическое движение рабочего класса, разумеется, имеет своей конечной целью завоевание им для себя политической власти, а для этого, конечно, необходима предварительная организация рабочего класса, достигшая известной степени развития и вырастающая из самой экономической борьбы.

С другой же стороны, всякое движение, в котором рабочий класс противостоит как класс господствующим классам и стремится победить их путем давления извне, есть политическое движение. Так, например, стремление с помощью стачек и т. п. принудить отдельных капиталистов на какой-либо отдельной фабрике или даже в какой-либо отдельной отрасли промышленности ограничить рабочее время есть чисто экономическое движение; наоборот, движение, имеющее целью заставить издать закон о восьмичасовом рабочем дне и т. д., есть политическое движение. И, таким образом, из разрозненных экономических движений рабочих повсеместно вырастает политическое движение, то есть движение класса, стремящегося осуществить свои интересы в общей форме, то есть в форме, имеющей принудительную силу для всего общества. Если эти движения предполагают некоторую предварительную организацию, то они, со своей стороны, в такой же степени являются и средством развития этой организации.

Там, где рабочий класс не достиг еще достаточного успеха в своей организации, чтобы предпринять решительный поход против коллективной власти, то есть политической власти господствующих классов, его нужно во всяком случае подготовлять к этому путем постоянной агитации против этой власти и заняв враждебную позицию по отношению к политике господствующих классов. В противном случае рабочий класс останется игрушкой в их руках, как это доказала сентябрьская революция во Франции и как это до известной степени доказывает игра, которую по сей день удается вести в Англии г-ну Гладстону и К°.

Реформизм или революция?

«Черный флаг» утверждает:

«Грань между социал-демократией и марксизмом всегда была очень тонка. Расхождения основывались исключительно на том, каким образом партия должна завоевать государственный аппарат. Но оказавшись во власти, переустройство капиталистического общества отводиться немногим, в то время как анархисты стоят за иной путь, описываемый Бакуниным:

«В то время как политико-социальная теория противогосударственных социалистов или анархистов ведет их неуклонно и прямо к полнейшему разрыву со всеми правительствами, со всеми видами буржуазной политики, не оставляя другого исхода, кроме социальной революции, противоположная теория государственных коммунистов и научного авторитета также неуклонно втягивает и запутывает своих приверженцев, под предлогом политической тактики, в беспрестанные сделки с правительствами и разными буржуазными политическими партиями, т. е. толкает прямо их в реакцию.»

Наш друг победоносно заключает: Реформизм — не отрицание марксизма, а его дитя. То, как он пытается изобразить Маркса и Энгельса реформистам, раскрывает его недобросовестный метод цитирования. «Черный флаг» приводит краткую цитату из «Принципов коммунизма» Энгельса, написанных в октябре-ноябре 1847 г.: Таким образом, в борьбе либеральной буржуазии с правительствами коммунисты должны быть всегда на стороне первой.

Как это обычно бывает, цитата выдернута из контекста, предложение неполное, источник не указан. Давайте посмотрим, что в действительности писал Энгельс. Отвечая на вопрос №25: «Каково отношение коммунистов к другим современным партиям?» Энгельс применительно к Германии разъясняет этот момент:

«Наконец, в Германии решительная борьба между буржуазией и абсолютной монархией еще впереди. Но так как коммунисты не могут рассчитывать, что им придется вступить в решающий бой с буржуазией прежде, чем буржуазия достигнет господства, то в интересах коммунистов помочь буржуазии возможно скорее достичь господства, чтобы затем как можно скорее в свою очередь свергнуть ее. Таким образом, в борьбе либеральной буржуазии с правительствами коммунисты должны быть всегда на стороне первой, остерегаясь, однако, того самообмана, в который впадает буржуазия, и не доверяя ее соблазнительным заверениям о тех благодетельных последствиях, которые якобы повлечет за собой для пролетариата победа буржуазии. Единственные преимущества от победы буржуазии для коммунистов будут заключаться: 1) в разного рода уступках, которые облегчат коммунистам защиту, обсуждение и распространение своих принципов и тем самым облегчат объединение пролетариата в тесно сплоченный, готовый к борьбе и организованный класс, и 2) в уверенности, что с того дня, как падут абсолютистские правительства, наступит черед для борьбы между буржуа и пролетариями. С этого дня партийная политика коммунистов будет здесь такой же, как и в странах, где буржуазия уже господствует».

Как видно, фрагмент предложения выделенный выше, который цитирует наш анархистский друг, приобретает противоположное значение — как будто Энгельс всегда выступал за поддержку либеральной буржуазии. В действительности, он лишь отмечал, что в Германии в 1847 г., в происходившей борьбе против феодальной аристократии, коммунисты могли бы поддержать буржуазию против феодального государства, после чего началась бы борьба против самой буржуазии. Но зачем утруждать себя полным цитированием, когда избирательное, вырванное из контекста гораздо полезнее в деле искажения мыслей Энгельса?

Но давайте вернемся к сегодняшней ситуации и к современным реформистам. Наша критика реформистов состоит не в том, что они борются за реформы, но в том что они за них не борются — капитулируют перед давлением буржуазии и продвигают контрреформы, принижая условия жизни людей для того, чтобы поддержать капиталистическую систему, особенно сейчас, в период кризиса. Опыт правительства «Партии трудящихся» в Бразилии или правительства Ципраса в Греции достаточен для иллюстрации этого момента. Элементарная истина — если мы всерьез намерены завоевать рабочий класс на сторону революционных идей, мы должны встать на передовую каждой борьбы за защиту и улучшение жизненных условий, даже самой небольшой.

Насущные требования масс не сводятся к экономическим вопросам и неизбежно затрагивают область политики. Здесь традиционный аргумент анархистов входит в прямое противоречие с интересами рабочего класса. Нравится нам это или нет — пока не свергнута власть капитала — важнейшие вопросы будут решаться в парламенте. Там принимаются законы, прямо затрагивающие жизненные условия рабочих и безработных, больных и пожилых людей, молодежи и женщин. Нам что, правда нужно бросить каждодневную борьбу за изменение законов в интересах нашего класса?

Возьмем вопрос об избирательном праве. Во времена Маркса рабочие не имели права голосовать на выборах и борьба за это право была чрезвычайно важным вопросом для рабочего класса. Какова была позиция Бакунина по этому вопросу?

«…если завтра будут установлены правительство и законодательный совет, парламент, состоящие исключительно из рабочих, эти рабочие, которые в настоящий момент являются такими убежденными социальными демократами, после завтра станут определенными аристократами, поклонниками, смелыми и откровенными или скромными, принципа власти, угнетателями и эксплуататорами.»

Система демократического представительства — система вечного лицемерия и вечной лжи. Она нуждается в народной тупости и основывает все свои победы на этой тупости.

«Значит ли это, что мы, революционные социалисты, не хотим всеобщего избирательного права — что мы предпочитаем ограниченное избирательное право или одного деспота? Вовсе нет. Мы утверждаем, что всеобщее избирательное право, рассматриваемое само по себе и применяемое в обществе, основанном на экономическом и социальном неравенстве, будет не чем иным, как обманом и ловушкой для народа; ничем иным, как одиозной ложью буржуазно-демократических сил, самым надежным способом под покровом либерализма и справедливости закрепить перманентное господство над народом со стороны имущих классов, в ущерб свободе народа. Мы отрицаем ту мысль, что всеобщее избирательное право может быть использовано для завоевания экономического и социального равенства. Оно всегда и непременно будет враждебным народу инструментом, который в действительности поддерживает диктатуру буржуазии». 

Бакунин отвергает участие в выборах, хотя и утверждает, что «никоим образом» не выступает против борьбы за всеобщее избирательное право. Что должно значить это загадочное изречение? В чем смысл бороться за право голосовать, если затем призываешь не участвовать в выборах? Но, — говорит Бакунин, — избранные в парламент реформистские вожди всегда предают. Да, это, конечно, верно. Троцкий объяснял, что такое предательство — неотъемлемая черта реформизма, и вся история показывает, что именно в этом и дело. Но это никак не снимает вопрос. Мы, марксисты — не слепые обожатели парламентской политики, но мы не верим также и в то, что избавиться от парламентаризма можно лишь путем игнорирования выборов.

Парламентская борьба — лишь еще один фронт классовой борьбы. Отказываясь участвовать в этой борьбе мы просто дарим политическую власть нашему классовому врагу. Каким образом это служит делу социализма и рабочему классу сказать невозможно.

Мы определенно враждебны реформизму, но мы нисколько не выступаем против самого активного участия рабочих и молодежи в борьбе за улучшение их положения при капитализме, потому что только посредством такой борьбы они могут получить необходимое понимание природы капитализма и государства, понять необходимость организации, необходимость фундаментального общественного изменения — социалистической революции. Борьба за демократические права чрезвычайно важна не только как школа борьбы, но также и как способ повышения сознательности рабочих, поднятия их организованности на более высокий уровень.

Возьмем пример из Русской революции. Победа ее была добыта с тремя лозунгами: хлеб, земля и мир. Анализируя содержание этих лозунгов, мы можем не увидеть в них на первый взгляд ничего революционного. Они не содержат ни одного элемента социализма, еще в меньшей степени анархизма. Теоретически, все эти вещи могут быть достигнуты при капитализме. Но в конкретной обстановке России 1917 года, хлеб, земля и мир могли быть завоеваны только путем свержения капитализма и установления власти Советов.

Только взяв на вооружение эти лозунги и связывая их с идеей власти Советов, большевики смогли объединить миллионы рабочих и крестьян под революционным знаменем. В случае Бразилии борьба против диктатуры в более поздние времена была фундаментальным вопросом для рабочего класса. Необходимо ли, верно ли было бороться за демократические требования и против диктатуры? Здесь важность политической борьбы говорит само за себя.

В Бразилии в 2013 году развернулось широкое массовое движение. Как оно началось? С борьбы против повышения платы за проезд в автобусах Сан-Паулу. Без сомнения, для нашего анархистского друга это — всего лишь реформистское требование, недостойное внимания серьезных революционеров. В действительности же борьба вокруг этого требования стремительно поднялась до уровня массового движения с революционными предпосылками.

Все эти примеры показывают, как борьба за элементарные требования по насущным вопросам («реформам») служит продвижению рабочего движения, приводя пролетариат в конце концов к революционным выводам. Но для нашего анархистского друга это словно книга за семью печатями. Он выстроил Китайскую стену между борьбой за реформы и революцией, и не может увидеть диалектической связи между ними двумя.

Какую позицию мы должны были занять в отношении этого движения и этого требования? По логике нашего анархистского критика мы не должны пачкать руки такими тривиальными реформами, как снижение стоимости проезда в автобусе. Вместо этого мы должны объявлять о необходимости анархистской революции. В действительности, борьба за реформы и борьба за социалистическую революцию не так четко отделены друг от друга, как представляет наш критик.

Позиция, которую он продвигает, игнорирует тот факт, что рабочий класс в массе своей учится не по книжкам и речам, а у самой жизни. Рабочие учатся на собственном опыте, в особенности на опыте классовой борьбы. Только посредством каждодневной борьбы за различные улучшения при капитализме, рабочий класс получает достаточный опыт для того, чтобы подняться до уровня четких революционных выводов. Если наш анархистский друг не может понять этот элементарный факт, нам остается только ему посочувствовать.

Небольшое недоразумение?

Следующие утверждение «Черного флага» настолько удивительны, что заставляют в недоумении потирать глаза — действительно ли там есть такие строки:

«При изучении различного революционного опыта либертарного характера на протяжении истории мы видим признание важности серьезной политической программы, соответствующей интересам рабочего класса и за соблюдение революционной дисциплины».

Что же это получается! Наш критик утверждает, что на протяжении истории анархисты в действительности выступали за создание революционной партии, основанной на «признании серьезной политической программы, соответствующей интересам рабочего класса и за соблюдение революционной дисциплины». Аминь! — все, что мы можем на это сказать.

Если все это правда, становиться непонятным к чему был весь этот шум на протяжении последних 150 лет. Получается так, что различия между марксизмом и анархизмом можно свести к досадному недопониманию. Таким новостям можно только порадоваться! Но так ли это на самом деле? Начать следует с того, что изучая «различный революционный опыт либертарного характера на протяжении истории», неизменно возникает впечатление присутствия противоречивости и эклектизма в анархизме, но никак не «серьезной политической программы».

Мы вынуждены отметить, что терминология используемая «Черным флагом» в высшей степени сумбурна. Что значит «признание важности серьезной политической программы»? Это похоже на игру в прятки со словами. Обладает ли знаменитая «анархистская политическая партия» политической программой — да или нет? Если ответ положительный, то трудно понять, чем тогда эта концепция отличается от марксистской. Но как и другие аргументы «Черного флага, этот — двусмысленная формула, не проясняющая, а только запутывающая вопрос.

Партия — добровольная организация, которая опирается на определенные принципы и программу. Природа партии определяется во многом именно этими аспектами — принципами и программой. Реформистская партия естественным образом основывает свою деятельность на реформистских принципах и реформистской политике — политике, суть которой состоит в защите капиталистической системы путем введения определенных вторичных изменений. Марксистская партия, напротив, в основе своей имеет стратегическую цель свержения капитализма, ее программа и принципы определяются именно этой целью.

Но как насчёт анархистов? Они выступают против идеи организации рабочих в революционную партию из-за того, что такая партия неминуемо приведет к бюрократическому и иерархическому руководству. Они объясняют, что партии плохи, но они бесполезны, когда нужно объяснить, каким образом революция может произойти без партии. Когда их спрашивают о конкретной альтернативе, они никогда не дают прямого ответа. Что за альтернативу они предлагают? Никакой организации вообще? Мой критик возмущенно отвергает подобную идею. Он пишет:

«И в заключение, автор не смог не упомянуть важность партии для политического опыта класса, как будто анархисты отрицали это».

Так где же мы остановились? Вы признаете или отрицаете необходимость создания революционной партии? От этого вопроса наш друг старательно уворачивается, и в конце концов приходит к формулировке, которая как ему кажется, разрешит неразрешимое противоречие в анархистской теории:

«И массовые организации (общественные движения и профсоюзы) и специальные анархистские организации способны разрабатывать стратегию и тактику, изучать опыт борьбы и развиваться в направлении социализма. Иерархия и полномочия сконцентрированные в руках „высшей интеллектуальной элиты“ не имеют с этим ничего общего, но представляют собой лишь жажду власти».

Наш анархистский друг пытается запутать вопрос. Оказывается, он хочет не партию, а только специальную анархистскую организацию. Таковая будет иметь структуру, программу (даже политическую программу!) и будет основываться на определенной теории. Она будет способна разрабатывать стратегию и тактику, изучать опыт борьбы и развиваться в направлении социализма. Но у нее не будет иерархии и полномочий, сконцентрированных в руках «высшей интеллектуальной элите». Не говоря уже о том, что она не будет иметь никакого отношения к какому-либо стремлению к власти.

Трудно разобраться в этом клубке противоречивых идей, но мы постараемся. Прежде всего, отметим, что, как объясняет «Черный флаг», не только специальная анархистская организация, но и массовая организация (общественные движения и профсоюзы) могут разрабатывать стратегию и тактику, изучать опыт борьбы и развиваться в направлении социализма.

Но подождите минутку! Массовые организации, на которые вы ссылаетесь, — это как раз те бюрократические реформистские организации наподобие Партии трудящихся (PT) и Центрального объединения профсоюзов (CUT). Вы последовательно описывали их в самых негативных терминах, изображая их как выходящих за рамки приемлемости с революционной точки зрения. Внезапно, по таинственным и необъяснимым причинам, они превращаются в организации, способные не только разрабатывать тактику и стратегию на основе изучения прошлого опыта, но и развиваться в направлении социализма.

Если это так, то трудно понять, зачем вообще нужна специальная анархистская организация. Если рабочие через свои традиционные массовые реформистские организации могут делать то же самое, для чего нужно еще одно отдельное образование?

Всё становятся еще более запутанным при попытке проанализировать содержание выражения развиваться в направлении социализма. Что это значит? Всегда предполагалось, что мы выступаем за социалистическую революцию. О развитии в направлении социализма вопрос не стоит. Это предполагает не революцию, а постепенную эволюцию в направлении социализма — точная калька со старой реформистской формулы. Здесь путаница наслаивается на путаницу, противоречие на противоречии. Но с каких пор подобные вещи беспокоили теоретиков анархизма?

Для тех, у кого есть элементарное понимание обсуждаемых нами идей, понятие специальная анархистская организация очень напоминает политическую партию. И как в любой политической партии, вероятно, там будет иметь место разделение обязанностей. Если мы не имеем в виду очень маленькую группу, такую как дискуссионный кружок, ей нужно будет избирать или выбирать определенных людей, которые будут нести ответственность за повседневное управление организацией (публикации, финансы, пропаганда и т. д.). Более того, опыт показывает, что более опытные члены этой организации будут иметь гораздо больший вес в ее работе, чем другие, будут играть ведущую роль.

Здесь наш анархист начнет яростно протестовать и утверждать, что у той самой прославленной специальной анархистской организации не будет лидеров, что все одинаковы по своим качествам, поэтому вообще не нужно выбирать руководство. На практике это означает то, что будет существовать клика людей, принимающих все основные решения, но которая никем не избрана и не ответственна ни перед какой формой демократического контроля. Мы видели это много раз в группах, считающих себя анархистскими. На практике это приводит к наихудшему иерархическому господству — правлению никем не выбранной клики.

Революционная партия не обязательно предполагает иерархию и полномочия, сконцентрированные в руках „высшей интеллектуальной элиты“, не руководствуется она и стремлением к власти. Партия большевиков при Ленине и Троцком была самой демократичной партией из когда-либо существовавших. Она привела рабочий класс к власти в октябре 1917 года в России. Вот что вызывает ненависть у правящего класса и вдохновляет рабочих и молодежь, которые борются за масштабные общественные изменения.

Нужна ли партия?

Вся история классовой борьбы на протяжении последних ста лет дает ответ на этот вопрос. Марксизм не отрицает роль личности в истории, но объясняет ту роль, которую играют личности или партии, ограниченные имеющимся уровнем исторического развития, объективной общественной обстановкой, которая в конечном счете, определяется уровнем развития производительных сил. Это не означает, вопреки критикам марксизма, того, что люди — это лишь марионетки, подчиненные слепой работе «экономического детерминизма».

Исторический материализм учит нас смотреть дальше отдельных актеров на сцене истории, искать более глубокие причины великих исторических событий. При этом нисколько не отрицается и не принижается роль личности в истории. В определенный момент роль того или иного человека может быть решающей. Рабочий класс нуждается в партии для изменения общества. В случае отсутствия революционной партии, способной дать сознательное руководство революционной энергии класса, эта энергия уйдет в никуда, подобно пару, просто растворяющемуся в воздухе из-за отсутствия удерживающего его клапана.

Маркс и Энгельс объясняли, что люди творят свою собственную историю, но делают это не произвольно, а в рамках своего положения в обществе. Личные качества политических фигур — их политическая подготовка, умения, смелость и решимость могут определить исход в определенной ситуации. Существуют критические моменты в человеческой истории, когда качества руководства могут стать решающим фактором, смещая баланс сил в ту или иную сторону. Несмотря на то, что отдельные личности не могут определять развитие общества одной своей волей, роль субъективного фактора в истории человечества имеет в конечном счете решающий характер.

Революционную партию нельзя смастерить на скорую руку под влиянием момента, так же как генеральный штаб не создается в начале войны. Она должна систематически подготавливаться годами и десятилетиями. Роза Люксембург, великий революционер и мученик дела рабочего класса, всегда подчеркивала революционную инициативу масс как движущую силу революции. В этом она была абсолютно права. В ходе революции массы учатся чрезвычайно быстро. Но революционная ситуация по самой своей природе не может длиться долго. Нельзя удерживать общество в состоянии постоянного брожения, а рабочий класс — в состоянии кипучей активности. Либо решение будет найдено вовремя, либо момент будет упущен. Для экспериментов или обучения рабочих методом проб и ошибок просто не хватит времени. В ситуации жизни и смерти ошибки обходятся очень дорого! Поэтому необходимо сочетать «стихийное» движение масс с организацией, программой, прогнозами, стратегией и тактикой — одним словом, с революционной партией, возглавляемой опытными кадрами. Само собой разумеется, что эта партия кадров должна терпеливо завоевывать доверие масс демократическими средствами.

Марксистская партия с самого начала должна отталкиваться от теории и программы. Аппарат — лишь необходимое средство для воплощения этой программы на практике. Такая теория и программа не высосаны из пальца, но являются ничем иным как обобщением исторического опыта пролетариата. Без этого партия — ничто. Построение революционной партии всегда начинается с медленной и болезненной работе по соединению и образованию кадров, которые образуют скелет партии на протяжении всего ее существования. Это — первая часть вопроса, но только первая. Вторая часть более сложна — каким образом мы можем донести наши идеи и программу до рабочих масс? Вопрос этот совсем не прост.

Должна ли революционная партия воспроизводить коммунизм?

Основная ошибка наших анархистских друзей состоит в том, что они представляют дело так, что партия (или «анархистская ассоциация») должна столь близко, как это только возможно, походить на будущее коммунистическое общество, то есть свободную ассоциацию мужчин и женщин. Это полностью ошибочное понимание роли революционной партии.

Революционная партия — это инструмент, служащий целям свержения существующей государственной власти. Она не является и не может являться зеркальным отражением будущего общества, которое будет создано на базе революционного свержения капитализма. Рубанок плотника не может быть похожим на стол или стул, которые создаются с его участием. Шпатель каменщика ничем не похож на стену.

Когда мы смотрим на статую Давида Микеланджело нас поражает невероятное впечатление ее человечности и теплоты. Трудно поверить, что этот камень — не человеческое тело; может сложиться впечатление, что стоит тронуть его, и оно окажется мягким и теплым. При этом, для создания этого шедевра Микеланджело использовал острый стальной резец, способный работать с самым твердым материалом.

Несмотря на различие в эпохе и в самом предмете, аналогия с революционной партией здесь весьма точна. Не дело революционной партии подражать будущему коммунистическому обществу, где весь гнет и принуждение станут лишь плохим воспоминанием о прошлом. Дело ее состоит в том, чтобы соединить воедино наиболее сознательные и революционные элементы рабочего класса и молодежи в дисциплинированную революционную организацию, на которую ляжет задача ведения безжалостной борьбы за свержение угнетателей, за создание необходимых условий для становления действительно гуманного и демократического общества. В действительности, анархисты тоже хотят создать партию. Но такая партия нисколько не подойдет для решения революционных задач, стоящих перед рабочим классом. Она окажется так же бесполезна, как если бы Микеланджело пытался превратить гигантскую каменную глыбу в статую Давида не с помощью резца, а с помощью кисточки.

Роль руководства

«Черный флаг» пишет:

«Повторяющийся аргумент о том, что рабочему классу нужны лидеры, ничем не отличается от речей правых, считающих, что равенство невозможно, потому что одни должны править, а другие подчиняются». (Выделено в оригинале)

Наш анархистский друг говорит о рабочем классе в чрезвычайно абстрактной манере и совершенно игнорирует конкретную действительность. Рабочий класс — не сплошная однородная масса, он состоит из разных слоев. Одни работники более отсталые, другие более продвинутые и классово-сознательные. Некоторые из них религиозны и находятся под влиянием церкви, в то время как другие покончили с религиозными предрассудками. Одни организуют профсоюзы, вторые нет.

Реальная классовая борьба — закрытая книга для нашего анархистского критика — демонстрирует ошибочность его постановки вопроса о руководстве. На каждом заводе всегда есть группа рабочих — меньшинство при нормальных обстоятельствах — которые поддерживают профсоюзную организацию и противостоят боссам. Это — «естественные лидеры» рабочего класса.

Даже в получасовой забастовка мы обнаруживаем руководство. И это руководство не создается на скорую руку под влиянием момента, а подготавливается всем периодом совместной работы и борьбы. Такие передовые рабочие могут быть марксистами, анархистами, реформистами или людьми, не имеющими четких политических взглядов (хотя на практике это редко бывает). Но неизменно это будут люди, которые заслужили свое право руководить.

Мы видим это в каждом забастовке. Вопрос о том, начинать ли забастовку или нет, обсуждается демократическим путем на массовом собрании. Некоторые рабочие выступают за забастовку, некоторые против. И часто случается, что одно единственное вмешательство активного работника может решить проблему. Что это, как не руководство? Следующий шаг — кто-то должен пойти и донести до менеджмента требования рабочих. Когда приходит время решать кому входить в кабинет менеджера — кого выбирают работники? Они не бросают монету, и не выбирают отсталые элементы для защиты своих интересов. Они смотрят на наиболее решительные и сознательные элементы из их рядов, способные представлять их — и да, также и руководить ими. Однобоко и ошибочно изображать дело так, что руководство способно только вставлять палки в колеса или умирять рядовой состав. Хорошие лидеры, которые все же существуют, также могут и вдохновить рядовой состав на активность.

Все это азбука для любого работника, имеющего хоть малейший опыт классовой борьбы. Только люди, совершенно незнакомые с рабочим движением или ослепленные анархистскими предрассудками, могут иметь хотя бы малейшее сомнение в важности руководства на цеховом уровне.

Как рабочий класс приходит к революционным выводам

Рабочий класс не приходит к революционным выводам массово и автоматически. Если бы это было так, задача партийного строительства была бы излишней. Преобразование общества стало быть простой задачей, если бы развитие рабочего класса шло бы по прямой линии. Но это не так. Только после долгого исторического периода рабочий класс приходит к пониманию необходимости организации. Рабочий класс начинает действовать как самостоятельная сила посредством создания организаций, — как профсоюзов, так и организаций более высокого уровня, имеющих политический характер. Маркс называл это переходом от класса в себе к классу для себя. Этот процесс происходит в течение длительного исторического периода и проходит через различные виды борьбы, в которой участвует не только меньшинство более или менее сознательных активистов, но и «политически необразованные массы», которые, как правило, пробуждаются к активному участию в политической (или даже профсоюзной) жизни только на фоне значительных событий.

Как мы уже видели, рабочий класс в целом учится именно на своем собственном опыте, в особенности на опыте классовой борьбы. Многие рабочие прошли через забастовки: они знали победы и поражения, и извлекли определенные уроки из своего опыта. Следовательно, опытные рабочие активисты обладают необходимыми знаниями для организации и ведения забастовок. Они не нуждаются в советах революционеров — будь то марксисты или анархисты — в этом деле.

Однако, когда дело доходит до революционных ситуаций, вопрос ставится иначе. Много ли рабочих имеют опыт всеобщей забастовки в масштабе страны? Не очень много. Но всеобщая забастовка — это не то же самое, что обычная. Она прямо бросает вызов власти капитала. Ставится вопрос — кто управляет обществом: начальники или рабочие? Другими словами, поднимается вопрос о власти. Поэтому к всеобщей забастовке нельзя подходить так же, как к обычной. Как правило, такая ситуация заканчивается либо приходом к власти рабочего класса, либо его поражением.

В прошлом анархо-синдикалисты считали, что всеобщей стачки достаточно для совершения революции. Но идея эта глубоко ошибочна. Капиталисты могут ждать столько, сколько потребуется, чтобы победить всеобщую забастовку. Возможность же рабочих выживать без зарплаты, без еды для своих семей имеет пределы. Если забастовка будет затягиваться, настрой рабочих пойдет на спад, и забастовка окончится поражением. Даже самая сильная всеобщая стачка сама по себе не может решить вопрос о власти. Мы ясно видели это на примере Франции мая 1968 года, когда величайшая всеобщая забастовка в истории закончилась поражением. И проблема тогда была именно в характере руководства. Одно дело нанести удар по системе и временно ее парализовать, совсем другое — выполнить сложную задачу роспуска старого правительства, определиться насчет его замены, а затем организовать систематическую защиту нового общественного режима. Без четкой политической организации, заметной для рабочего класса и предлагающей такие конкретные меры, революционные всеобщие стачки будут сведены на нет, и старый режим восстановит контроль.

Корни бюрократии

Несмотря на то, что анархистское сообщество отрицает власть и иерархию (а может быть именно из-за этого) у него, по иронии судьбы, нет какой-либо последовательной теории руководства, управления или власти. Происходит это потому, что анархисты относятся к этим явлениям абстрактно и односторонне, тогда как на самом деле не существует такой вещи, как «власть» сама по себе. Марксисты, как исторические материалисты, считают, что власть возникает в результате накопления материального неравенства и возникающих в результате этого социальных противоречий. Это инструмент, созданный и принадлежащий экономически господствующему классу, определяется, в конечном счете, его материальными интересами. Власть, которую рабы навязывают своему угнетателю, когда они борются за свою свободу, не только отличается, но и диаметрально противоположна власти рабовладельца, угнетающего рабов.

Государственная власть возникла, поскольку экономическое развитие общества создало классовые деление, и она в свою очередь поддерживает это деление. Государственная власть неотделима от социальных антагонизмов и будет существовать до тех пор, пока эти антагонизмы будут сохраняться. Вместо того, чтобы объяснить это, анархисты концентрируются на осуждении «нелегитимной» власти правящего класса и искажениях, представляя все так, как будто вся история была гигантским обманом масс со стороны неких темных сил. Они мистифицируют то, что презирают. Хотя они и с гордостью изрекают банальности наподобие «ни богов, ни хозяев» или «мы неуправляемы», они по-прежнему обречены на то, чтобы быть управляемыми из-за отсутствия понимания основ своего притеснения.

Как объяснить феномен бюрократии в рабочих организациях? Наш критик обращается за помощью к туманным сферам психологии:

«Некоторые исследования в области психологии и педагогики показывают, что авторитет и иерархия не только не помогают, но и вредят. Стэнфордский эксперимент — хороший пример того, как концентрация власти в руках одного человека может вызвать проблемы».

Стэнфордский эксперимент был проведен в Стэнфордском университете в августе 1971 года. Группа студентов-добровольцев была поделена на «охранников тюрьмы» и «заключенных», для изучения их реакции. Некоторые из «охранников» начали издеваться над «заключенными». Многие критикуют состоятельность этого эксперимента, поскольку его организатор, профессор Филипп Зимбардо, активно участвовал в том, чтобы заставить участников вести себя определенным образом, то есть был далек от объективности в своем подходе. Также было обнаружено, что изначальные черты характера участников влияли на их поведение в большей мере, чем условия эксперимента. Попытки повторить эксперимент давали различные результаты.

Неужели наш многознающий критик-анархист вскользь упомянул Стэнфордский эксперимент, чтобы создать себе авторитет знания в таких вопросах? К сожалению, он сделал неудачный выбор, поскольку эксперимент этот не имеет ничего общего с руководством рабочих организаций. Работники, которые вступают в массовые организации — не заключенные, а руководители — не всемогущими охранниками.

Наш анархистский критик продолжает:

«Основная претензия в этой области заключается в том, что анархисты выступают против бюрократических манипуляций в профсоюзах со стороны якобы революционной партии. Почему? Давайте просто посмотрим, что происходит, когда партии бюрократически используют профсоюзы, чтобы понять, что результат всегда один и тот же: стагнация, коррупция, классовое предательство, частое сектантство и авторитаризм. Центральное объединение профсоюзов здесь, в Бразилии, является самым ярким примером — ЦОП соединен с ПТ, частью которой до вчерашнего дня были марксистские левые, вспомните об этом». (Курсив A.W.)

Посыл нашего друга-анархиста состоит в том, что все организации заканчивают бюрократической иерархией. Верно, что такие организации, как профсоюзы, формируемые при капитализме и неизбежно попадающие под его давление, могут подвергнуться вырождению. Лидеры могут погрязнуть в коррупции, потерять связь с рядовыми членами и продаться. Это происходило много раз, в том числе и в случае с бразильским CUT. Тем не менее, глубоко ошибочно относиться к этим вещам так, будто вся история нашего движения — это история бюрократизма и «классового предательства». Неверно представлять отношения между рабочим классом и его руководством в терминах иерархии и слепого послушания (одни должны править, а другие подчиняться). Рабочее движение в целом демократично. Решение о том, бастовать или нет, принимается на демократическом собрании. Руководители забастовки избираются демократическим путем. Если они не действуют в соответствии с пожеланиями работников, они могут быть отозваны и заменены другими. «Власть и подчинение» не имеет с этим ничего общего.

Вместо того, чтобы просто осуждать такое вырождение, мы также должны попытаться понять его. Почему вырождаются рабочие организации? Из-за плохих качеств рабочих лидеров? Потому, что они «жаждут власти», как полагает наш анархистский критик, ссылаясь на психологию личности? Действительно ли вырождение является неизбежным результатом создания политической партии и борьбы за политическую власть, и что все рабочие партии всегда предают? Если это так, то перспективы рабочего класса действительно оказываются мрачны. Наш друг-анархист не дает какого-либо серьезного объяснения этому явлению, которое он так осуждает. Чтобы найти причины такого вырождения, необходимо взглянуть не на туманные сферы психоанализа, не на формальные структуры партий, а на фактическое функционирование классового общества.

Рабочие организации не находятся в вакууме. Они существуют в рамках капитализма и подпадают под его давление. При определенных условиях даже самая лучшая организация может выродиться под этим давлением, которое оказывает наибольшее влияние на руководящий слой. Формирование бюрократического нароста — следствие этого давления. Это не продукт руководства самого по себе, а руководства, испорченного капиталистами. За длительный период времени правящий класс разработал сложные и высокоэффективные механизмы подкупа и подчинения руководителей рабочих.

Каждая организация, включая анархистскую, всегда несет с собой возможность вырождения. Пока мы вынуждены действовать в капиталистическом обществе, мы не можем избежать давления капитализма. И здесь конечно, нет абсолютной гарантии от вырождения какой-либо организации. Жизнь вообще и классовая борьба в частности не дают нам никаких гарантий.

У рабочего класса есть способы борьбы с пагубным влиянием буржуазии внутри рабочего движения. Необходимо активно участвовать в борьбе с бюрократией, чистить движение от карьеристов и предателей, ставить профсоюзы под контроль рабочего класса. Стоя в стороне от этой борьбы, человек не помогает делу социалистической революции, но объективно служит интересам буржуазии и ее агентам внутри рабочего движения, поскольку отдает массовые организации в руки бюрократов, которые, не имея давления снизу, легко капитулируют перед буржуазным давлением сверху.

Таким образом, вместо того, чтобы воздерживаться от борьбы, необходимо вести систематическую борьбу внутри рабочего движения против бюрократии и требовать, чтобы наши представители были поставлены под контроль рядового состава. Мы должны требовать, чтобы каждый профсоюзный чиновник, депутат местного совета или член парламента избирался на регулярной основе и подлежал отзыву в любое время. Ни один представитель рабочих не должен получать заработную плату, большую чем у квалифицированного работника, и все расходы должны быть открыты для проверки со стороны рядовых сотрудников.

Эти базовые принципы послужат очистке рабочих организаций от бюрократов и карьеристов и дадут гарантию того, чтобы наши представители действительно отражали интересы и чаяния класса, а не свои личные интересы и амбиции.

Марксисты и массовые организации

Пытаясь прикрыть свою оголившуюся заднюю часть, наш анархистский критик добавляет оскорбление к клевете. У него есть смелость утверждать, что предательство испанских лидеров CNT во время гражданской войны в Испании было,

«…ближе к действиям марксистов, судя по тому, что мы видели на примере участия троцкистов из ММТ в буржуазных режимах Партии Труда и СИРИЗА».

Упоминая о нашем участии в массовых организациях рабочего класса, наш друг зачисляет себя в победители. Как маленький мальчик, который ходит вокруг и демонстрирует всем свои новые туфли, он повторяет этот факт, считая его убийственным приговором в отношении марксистов в целом и ММТ в частности. Прибегая к подобной тактике, он лишь демонстрирует свое непонимание рабочего класса и его организаций, свое сектантское высокомерие.

Подобно заевшей пластинке, он повторяет снова и снова:

«Алан Вудс пытается обвинить реформистов и бюрократов в дискредитации руководства. Следует отметить, что марксистские левые [Esquerda Marxista], сегодня состоящие в PSOL, до начала 2015 года были частью Партии Трудящихся (PT). Эти троцкисты не видели проблем в том, чтобы призывать голосовать за Лулу и Дилму, даже понимая, чем стала эта партия».

«Секция ММТ в Греции также полностью поддержала на выборах Ципраса из Сиризы, который отказался откликнуться на призыв общественности и противостоять мерам жесткой экономии, введения которых требовала „Тройка“. На самом деле, о „бюрократах и карьеристах“ Алан Вудс знает немало».

Реальное положение дел полностью искажено. Во-первых, ни один член ММТ никогда не принимал участие в работе ни одного буржуазного режима, будь то Партия труда, СИРИЗА или любое другое правительство. Верно то, что в разное время марксисты участвовали в массовых партиях рабочего класса в разных странах, сражаясь бок о бок с рядовыми рабочими в этих организациях, борясь с бюрократией и продвигая программу революционного социализма. Точно так же «Друзья Дуррути» сражались бок о бок с рядовыми анархистскими рабочими CNT против предательской политики анархистского руководства. Лидеры же CNT, напротив, присоединились к буржуазному правительству в качестве министров.

Участие марксистов в массовых пролетарских организациях отнюдь не признак слабости. В совокупности с нашей четкой теоретической позицией и революционной непримиримостью, такая деятельность — источник нашей силы. Наше участие в этих организациях, не имеющее ничего общего с участием в «режиме», основано на непримиримой борьбе с бюрократией и на задаче завоевания на свою сторону рабочих и молодежь. Освободить массы от влияния реформизма можно только пройдя с ними, шаг за шагом, реальную борьбу в этих реформистских организациях, указывая на каждом шагу, что реформисты не способны решить их проблемы. Отказ анархистов испачкать руки массовыми рабочими организациями, интересы которых, как они утверждают, представляют, является лишь признанием собственного бессилия. Это не более чем стерильное воздержание, прикрытое тонким слоем псевдореволюционной демагогии.

Массы должны проверить партии и их руководителей в деле, другого пути нет. Рабочий класс учится именно на таком опыте. Он не учится по книгам не потому, что ему не хватает ума, как воображают снобы из среднего класса, а потому, что ему не хватает времени, доступа к плодам культуры и привычки читать, которая не является чем-то врожденным, но приобретается со временем. Этот процесс последовательного приближения к революционным выводам требует много времени и труда, но он является единственно возможным. В каждой революции — не только в России в 1917 году, но и во Франции в XVIII веке и в Англии в XVII веке — мы видим схожий процесс. Благодаря собственному опыту революционные массы путем поочередных шагов находят свой путь к наиболее последовательному революционному крылу. История каждой революции, таким образом, характеризуется взлетом и падением политических партий и лидеров, процессом, в котором более крайние тенденции всегда заменяют более умеренные, пока движение не исчерпает себя. Но проверить политические партии и тенденции можно только те, что представляют из себя значительную величину. Таким образом, если революционеры хотят составить руководство рабочего класса в разгар революционных событий, иного пути нет, кроме как создать такую организации как часть живой борьбы, которая неизбежно будет политической.

Теории Бакунина

Давайте пока обойдемся без услуг пересказчика Бакунина из «Черного флага» и позволим ему говорить за себя. В сентябре 1870 года он писал:

…чтобы устранить это неудобство, радикалы-демократы цюрихского кантона провели новую политическую систему, референдум, или прямое народное законодательство. Но и референдум только паллиатив, новая иллюзия, ложь. Чтобы вотировать, с полным знанием дела и вполне свободно, законы, которые ему предлагаются или которые его толкают предложить самому, нужно, чтобы народ обладал достаточным количеством времени и необходимым образованием, чтобы изучить их, обдумать, обсудить; он должен будет превратиться в громадный парламент в открытом поле. Это редко возможно и только в тех случаях, когда предлагаемый закон вызывает всеобщее внимание, затрагивает интересы всех граждан. Эти случаи чрезвычайно редки. Большею частью предлагаемые законы имеют специальный характер и нужно иметь привычку к политическим и юридическим отвлеченностям, чтобы уловить их настоящий смысл. Они не вызывают внимательного отношения к себе народа, который их не понимает и голосует наобум, доверяя своим любимым ораторам.

«Даже при улучшении представительной системы с помощью референдума, там по-прежнему нет народного контроля, и реальная свобода — при представительном правительстве, маскируемым самоуправлением — оказывается иллюзией. Из-за своих экономических затруднений, народ пребывает в невежестве и безразличии, проявляя интерес только к тому, что прямо их затрагивает. Они понимают и знают как выполнять свои каждодневные дела. Оторванные от знакомых им вопросов, они сбиты с толку, не уверены и политически растеряны. Когда дело касается вопросов их общины, у них присутствует здоровое, практическое понимание. Они в нужной мере информированы и знают, как выбрать среди себя наиболее способных официальных лиц. При таких обстоятельствах эффективный контроль вполне возможен, поскольку общественная деятельность ведется под бдительным взором граждан, прямо затрагивает их повседневную жизнь.

Мы видим, что в системе представительного правительства, даже исправленной референдумом, народный контроль не существует; а так как без этого контроля не может быть серьезной свободы для народа, то мы заключаем, что наша политическая свобода, наше народное самоуправление -- ложь…

Народ, невежественный и индиферентный, благодаря экономическому положению, в каком он находится еще и теперь, знает хорошо только то, что его очень близко касается. Он хорошо понимает свои повседневные интересы, свои обыденные дела. Дальше для него начинается неизвестное, неопределенное и опасность политических мистификаций. Так как он обладает значительной дозой практического инстинкта, он редко ошибается, например, в коммунальных выборах. Он более или менее хорошо знает дела своей коммуны, очень ими интересуется и умеет выбрать из своей среды людей, способных вести их. В этих делах контроль возможен, ибо они происходят на глазах у избирателей и касаются самых близких интересов их повседневного существования. Поэтому, коммунальные выборы всегда и везде самые лучшие, наиболее действительным образом отвечают чувствам, интересам и воли народа.

Выборы в Большие Советы, а также и в Малые Советы, там где они производятся непосредственно самим народом… Политические, юридические и административные вопросы, разрешение и хорошая постановка которых составляют главную задачу этих Советов, большею частью неизвестны народу, переходят за предел его повседневной практики, почти всегда и везде ускользают от его контроля; и он должен поручать его людям, которые, живя в сфере, почти совершенно отличной от его, ему почти неизвестны. Если он и знает их, то только по речам, которые они произносят, но не в их личной жизни. Но речи обманчивы, в особенности, когда они имеют целью завербовать народное расположение и когда, предметом их являются вопросы, которые народ знает очень плохо и часто совсем их не понимает.

Если народный контроль в кантональных делах чрезвычайно затруднителен, в федеральных делах он совершенно невозможен.

(Курсив A.W.)

«Значит ли это, что мы, революционные социалисты, не желаем всеобщего избирательного права, что мы предпочитаем ограниченное избирательное право, или одного деспота? Ни в коем случае. Мы утверждаем, что всеобщее избирательное право, рассматриваемое само по себе и применяемое в обществе, основанном на экономическом и социальном неравенстве, будет не чем иным, как обманом и ловушкой для народа; ничем иным, как одиозной ложью буржуазно-демократических сил, самым надежным способом закрепить под покровом либерализма и справедливости перманентное господство над народом со стороны имущего класса в ущерб свободе народа. Мы отрицаем, что всеобщее избирательное право может использоваться людьми для завоевания экономического и социального равенства. Оно всегда и обязательно должно быть враждебным народу инструментом, который поддерживает фактическую диктатуру буржуазии». (Курсив A.W.)

Здесь утопическая природа анархизма видна очень ясно. Эта схема не имеет никакого отношения к современному обществу или сегодняшнему рабочему классу. Она — продукт экономических условий малых производителей, живущих в изолированных сообществах с небольшим или вообще отсутствующим между собой сообщением, читай феодального общества.

Но современный мир состоит не из небольших изолированных местных сообществ, а из огромных городов и фабрик. В этом мире даже самое большое национальное государство не может выжить, если оно не участвует на мировом рынке. Задача буржуазной революции состояла в том, чтобы сломать феодальные ограничения, разрушить препятствия в виде местных пошлин, таможен и налогов, создать национальное государство. И несмотря на чрезвычайно угнетательскую природу капитализма, эта задача была исторически прогрессивной.

Задача социалистической революции сейчас состоит в том, чтобы смести все национальные перегородки, упразднить национальное государство и прийти к всемирному социализму. Глобализация принесла с собой господство мирового рынка,— решающий элемент в XXI веке. Тем самым было создано материальное условие для создания будущей мировой социалистической федерации, достижение которой составляет великую историческую задачу пролетариата. В конечном счете, лучшими гарантиями успеха коммунизма будет его построение на высокопроизводительной основе, что даст материального изобилия для всех, а не борьбу за кусок хлеба, а также устранение национальных антагонизмов. И то и другое требует мировой революции.

Что по этому поводу говорит Бакунин? Согласно ему, в больших городах с населением, насчитывающим сотни тысяч или миллионы, подлинная демократия невозможна. С этой точки зрения, всеобщее избирательное право либо бесполезно, либо реакционно, или же и то и другое. Получается, что выборы — это всего лишь лицемерный фасад, скрывающий тиранию классового господства.

Неминуемый вывод здесь в том, что коммунизм возможен (и то, до какой-то степени) только в небольших или среднего размера сообществах, где можно ввести демократию без посредников. Неудивительно что в свое время, Бакунин обрёл поддержку главным образом среди швейцарских часовщиков и подмастерьев, а также в Испании и Италии, где капитализм не успел глубоко пустить корни.

Более того, ошибочна сама идея о том, что демократия может успешно существовать лишь в небольших локальных сообществах. В местных муниципалитетах нет недостатка в бюрократии, карьеризма и коррупции, как в небольших деревнях, так и в крупных городах. А что мы можем сказать о больших заводах? Так ли невозможно рабочим завода Форд выбрать тех, кто мог бы верно представлять их интересы? Мы видели, как рабочая демократия успешно существовала во многих забастовках на крупных заводах. На небольших предприятиях, напротив, рабочим трудно даже организовать профсоюз. Представитель же профсоюза там часто оказывается на стороне начальства. Смешна идея о том, что в небольших группах, где все друг друга знают, не может появиться бюрократия. Появиться она может и в футбольном клубе и в кружке вязания для пожилых дам. И да, бюрократия может появиться и в анархистском кружке из пяти человека, занятых обсуждением зловредности иерархий.

Можно сказать, что сегодняшние работники разбираются в хитросплетениях политики страны и таких больших вопросах, как меры жесткой экономия, лучше чем в нюансах местного самоуправления. С точки зрения рабочих, вопреки аргументам буржуазных экономистов, мелкое, безусловно, не несет с собой ничего прекрасного.

«Антиавторитаризм»

«Русского анархиста Михаила Бакунина, который всегда боролся против централизации власти, обвиняют в диктаторстве». (Мой курсив) (Курсив A.W.)

Мы искренне удивлены, что человек, утверждающий, что он так хорошо разбирается в теории и истории анархизма, не в курсе, что Бакунин был весьма не похож на противника централизации власти. Им была создана организация, которая была строго централизована, иерархична и контролировалась железной рукой одного человека — самого Бакунина или, как он любил называть себя в то время, «гражданина Б».

Обвинение в авторитаризме и диктаторских тенденциях можно с гораздо большей правомерностью направить против Бакунина, чем против Маркса. Интересно отметить, что «авторитарные» структуры Интернационала, против которых Бакунин так яростно протестовал в 1871 и 1872 годах, были введены в Интернационал по предложению сторонников Бакунина и при его поддержке. Это было в то время, когда он стремился получить контроль над Интернационалом. Только когда этот план провалился, Бакунин внезапно обнаружил «авторитарный» характер структуры и устава Интернационала.

Методы Бакунина были окончательно разоблачены пресловутым делом Нечаева. Нечаев, фанатично настроенный молодой человек, революционный авантюрист, появился в Женеве весной 1869 года и утверждал, что сбежал из Петропавловской крепости. Он также заявил, что представляет всемогущий комитет, который свергнет царскую Россию. Все это было чистой выдумкой: он никогда не был в Петропавловской крепости, а упомянутый комитет никогда не существовал.

Тем не менее, Бакунин впечатлился «молодым дикарем», «молодым тигром», как он его называл. Нечаев стал преданным учеником Бакунина. Но в отличие от своего господина Нечаева всегда отличала железная последовательность. Бакунин проповедовал, что люмпен-пролетариат является реальным носителем социальной революции. Он считал преступников желанными элементами для вербовки в революционное движение. Логичным стал вывод его верного ученика Нечаева о необходимости организовать группу люмпенов с целью «экспроприаций» в Швейцарии.

Осенью 1869 года Нечаев вернулся в Россию с планом создания там группы бакунистов. Нет сомнений, что он отправился туда с полного одобрения Бакунина. Он принес с собой письменное разрешение Бакунина, в котором было объявлено, что он является «аккредитованным представителем» так называемого Европейского революционного альянса — еще одно изобретение Бакунина. Он даже обратился к офицерам царской армии с призывом безоговорочно предоставить себя в распоряжение «комитета», которого на самом деле не существовало.

Эта бакунистская организация была абсолютно иерархической и диктаторской. Все решал Нечаев, несогласных быть не могло. Когда член группы Нечаева, студент по фамилии Иванов, начал сомневаться в существовании тайного комитета, Нечаев убил его, что привело к многочисленным арестам. Суд по делу Нечаева начался в Петербурге в июле 1871 года, и весь этот ужасный случай стал достоянием общественности. Обвиняемых было более восьмидесяти, в основном студенты, сам же Нечаев благополучно бежал в Женеву, где находился под защитой своего лидера и учителя Бакунина.

Дело Нечаева нанесло большой урон движению в России и за рубежом. Оно повлияло и на Интернационал, так как Нечаев заверял людей, что он действует от его имени, тогда как на самом деле он действовал в тайне как агент Бакунина. Позже, чтобы объяснить это скверную историю и освободить Бакунина от личной ответственности за нее, было заявлено, что Бакунин попал под влияние Нечаева, обманувшего и использующего Бакунина в своих целях.

Но именно Бакунин предоставил ему поддельные документы, которые якобы были из Интернационала и имели на себе его печать. Именно Бакунин написал большинство (если не все) прокламаций и манифестов несуществующего «комитета», и именно Бакунин защищал Нечаева после того, как тот сбежал с места преступления, описав убийство несчастного Иванова как «политический акт». Между тем, большинство студентов, которые были преданы суду, были приговорены к длительным срокам заключения или к медленной гибели на сибирских шахтах.

Панславизм

Внося еще больше путаницы, наш анархистский критик также затрагивает вопрос о панславизме. Теперь никто не может оспорить тот факт, что Бакунин был преданным сторонником этой тенденции, которую он рассматривал в качестве революционного движения. Маркс и Энгельс, наоборот, осуждали его как контрреволюционный феномен.

«Чёрный флаг» в очередной раз одаряет нас одной из своих бесчисленных половинчатых цитат, вырванных из контекста и представленных в совершенно ложной и недобросовестной манере. Они пишут:

«Марксисты обычно обвиняют Бакунина в панславизме, однако, он никогда не говорил ничего подобного словам Энгельса: На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью и что только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Он также призывает к борьбе, неустанной борьбе не на жизнь, а на смерть против славизма, который предает революцию, к разрушению и террору без размышлений, не в интересах Германии, а в интересах революции. Но не только это: всеобщая война, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций. В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом».

Цель здесь — представить Энгельса в качестве антиславянски настроенного немецкого расиста. Но любой, кто прочитает полный текст Энгельса, который легко найти в Интернете, обнаружит, что никакого расизма там нет.

Энгельс совершенно верно указывает на то, что национальные движения южных славян использовались в качестве одного из фронтов контрреволюционных интриг русского царизма. Нет абсолютно никаких сомнений, что когда Энгельс писал об этом, подобное в действительности имело место. Царь выдавал себя за отца славян, за их защитника и освободителя. В действительности, однако, они использовались для содействия российской имперской экспансии в Европе, особенно на Балканах.

Циничная ложь так называемого панславизма проявляется в том, что одна из центральных славянских наций, Польша, была жестоко раздавлена пятой русского царизма. Для поляков царь не был ни защитником, ни освободителем, но кровавым тираном. В революции 1848-1849 гг. царь прибегнул к услугам южных славян (хорватов), чтобы потопить движение в крови.

Когда революция 1848 года разразилась во многих европейских странах, Россия оставалась оплотом реакции, и очевидно, что Энгельс имеет в виду царизм, а не русский народ, как таковой. Для антиславянского, антирусского расизма здесь нет места. Давайте воспроизведем полностью абзац, откуда наш бразильский анархист взял цитату.

«На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских областях Австрии; и никакие фразы и указания на неопределенное демократическое будущее этих стран не помешают нам относиться к нашим врагам, как к врагам».

Не русский народ Энгельс считал своим врагом, а контрреволюционную царскую Россию. И он называет поляков одной из ключевых революционных наций. Но это тоже славяне! Позже ситуация коренным образом изменилась с развитием революционного движения в самой России. В последующие годы появилось много текстов, в которых Маркс и Энгельс с энтузиазмом смотрели на события в России, где ситуация изменилась.

Вот что Энгельс писал в введении к брошюре «О социальном вопросе в России», опубликованной в Volksstaat, 21-го апреля 1875 г.:

Развитие событий в России имеет величайшее значение для немецкого рабочего класса. Существующая ныне Российская империя образует последний сильный оплот всей западно-европейской реакции. В 1848 и 1849 гг. это обнаружилось с полной ясностью. Вследствие того, что Германия уклонилась от поддержки восстания в Польше и не пошла войной на царя (как того требовала с самого начала «Neue Rheinische Zeitung»), этот царь смог в 1849 г. раздавить венгерскую революцию, которая дошла до самых ворот Вены, а в 1850 г. — учинить в Варшаве суд над Австрией, Пруссией и мелкими немецкими государствами и восстановить старый Союзный сейм. И еще совсем недавно, в начале мая 1875 г., русский царь так же, как и 25 лет тому назад, принимал от своих вассалов в Берлине присягу на верность и доказал, что он и сегодня продолжает быть арбитром Европы. Никакая революция в Западной Европе не может окончательно победить, пока поблизости существует современное российское государство. Германия же — ближайший его сосед, на Германию, стало быть, обрушится первый натиск армий русской реакции. Падение русского царизма, уничтожение Российской империи является, стало быть, одним из первых условий окончательной победы немецкого пролетариата.

Несколькими годами позднее, в 1885 г. в письме Вере Засулич он писал:

«Прежде всего, повторяю, я горжусь тем, что среди русской молодежи существует партия, которая искренне и без оговорок приняла великие экономические и исторические теории Маркса и решительно порвала со всеми анархистскими и несколько славянофильскими традициями своих предшественников…

То, что я знаю или думаю, что знаю, о положении в России, склоняет меня к тому мнению, что страна приближается к своему 1789 году. Революция должна разразиться в течение определенного времени; она может разразиться каждый день. В этих условиях страна подобна заряженной мине, к которой остается только поднести фитиль.»

Антисемитизм

Не удовлетворяясь беспочвенными обвинениями Маркса и Энгельса в антиславянстве, «Черный флаг» продолжает погружаться в глубины и без того мутных вод своей антимарксистской диатрибы. Теперь он сообщает нам без всякого стеснения, что Карл Маркс был антисемитом. Маленькая деталь, что сам Маркс был евреем, похоже, не беспокоит нашего друга в малейшей степени. Очевидно, он опирается на высказывание старых журналистов: «Никогда не позволяйте фактам испортить хорошую историю». Давайте теперь посмотрим, как он выполняет этот трюк интеллектуальной акробатики.

«Наконец, мнение Маркса о евреях в статье «К еврейскому вопросу» само отвечает на обвинения в антисемитизме: Только после этого еврейство смогло достигнуть всеобщего господства и превратить отчужденного человека, отчужденную природу, в отчуждаемые предметы, в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества; «Общественная эмансипация еврея есть эмансипация общества от еврейства».

Наш бразильский анархист не первый, кто заявляет об антисемитизме Маркса. Много правых антикоммунистических публицистов пытаются сделать то же самое, используя точно такой же метод, а именно неверно цитируя работу Маркса «К еврейскому вопросу» (осень 1843 г.). Но любой, кто не полениться ознакомиться с этим текстом Маркса увидит, что в действительности он представляет собой энергичную защиту прав евреев. Он был написан в рамках полемики с Бруно Бауэром, который спрашивал: «Как могут евреи получить гражданские права до тех пока их не получат немцы?». Маркс выступал за предоставление евреям полных прав гражданства, безотносительно того, отказывались они от своего еврейства или нет. Маркс пишет:

«Немецкий еврей наталкивается, прежде всего, на отсутствие политической эмансипации и на официально признанный христианский характер государства. Однако в бауэровском понимании еврейский вопрос имеет общее значение, не зависящее от специфически немецких условий. Это — вопрос об отношении религии к государству, о противоречии между религиозной ограниченностью и политической эмансипацией. Эмансипация от религии ставится условием как еврею, который хочет быть политически эмансипирован, так и государству, которое должно эмансипировать других и само стать эмансипированным.

Бруно Бауэр держался того мнения, что евреи должны отказаться от иудаизма, то есть перестать быть евреями до того как претендовать на полные политические права. Маркс был противоположного мнения. Читаем Маркса далее:

«Политическая эмансипация иудея, христианина, религиозного человека вообще, есть эмансипация государства от иудейства, от христианства, от религии вообще».

Здесь наш критик в очередной раз пытается пустить пыль в глаза вырывая цитаты Маркса из контекста. Излишне говорить, что цитаты выше доказывают, вне всякого сомнения, что Маркс антисемитом не был. Нужно, однако, спросить, с какой целью сюда приплетается этот абсурдный аргумент о предполагаемом антисемитизме Маркса? Причина очевидна. «Чёрный флаг» желает отвлечь внимание от установленного факта, что в своих атаках на Маркса, Бакунин опустился до антисемитизма самого низкого уровня.

В 1872 г., к примеру, он писал следующее:

«Возможно, что теоретически Маркс пришел к еще более рациональной системе освобождения, чем система Прудона, но ему не хватает его инстинкта. Как немец и еврей он авторитарен с ног до головы. Отсюда и две системы: анархистская система Прудона, которую мы расширили, развили и освободили от всего багажа метафизического, идеалистического и доктринального, приняв материю и социальную экономику в качестве основы всего развития науки и истории. И система Маркса — главы немецкой школы авторитарных коммунистов». (Курсив A.W.)

Это ни в коем случае не единичный пример, хотя в целом Бакунин предпочитал нападать на Маркса чаще как на немца, обращаясь к национальным предрассудкам французов, в частности, после ужасов франко-прусской войны. Лондонская конференция Международного товарищества рабочих предоставила Генеральному Совету полномочия отречься от всех предполагаемых органов Интернационала, таких, как «Progres» и «Solidarité» в Юре, которые публично обсуждали внутренние вопросы Интернационала. Бакунисты сменили название «Solidarité» на «La Révolution Sociale», со страниц которого сразу же начались яростные атаки на Генеральный совет Интернационала, который они называли «германским комитетом во главе с мозгом а-ля Бисмарк».

Мы видим возмутительную попытку сыграть на антигерманских предрассудках французов. Маркс писал своего американскому другу:

«Это относится к тому непростительному факту, что я по происхождению немец и действительно имею в Генеральном Совете решающее интеллектуальное влияние. Nota bene: немецкий элемент в Совете численно на две трети слабее английского, а также слабее французского. Грех, следовательно, заключается в том, что английские и французские элементы в теоретическом отношении находятся под господствующим влиянием (!) немецкого и находят это господство, то есть немецкую науку, весьма полезным и даже необходимым».

Мы предпочтем проследовать мимо еще одного в равной мере абсурдного обвинения — помимо того, что быть расистом, антиславянином и антисемитом, Маркс, оказывается, был еще и империалистом(!). Жизнь коротка, а мы уже достаточно истощили себя, плавая в темных водах оскорблений и клеветы. Давайте все же на мгновение вернемся к серьезным политическим вопросам.

Государство и революция

В борьбе против капиталистического государства, утверждают анархисты, можно обойтись без какого-либо государства вообще: рабочему классу нужно лишь свергнуть капитализм и далее прямо перейти к спонтанной организации в свободную ассоциацию производителей. Это очень привлекательная идея, но она не имеет ничего общего с реальностью. Она игнорирует множество важных фактов — фактов, которые должны быть известны всем тем, кто серьезно относится к революции.

Мы согласны с анархистами в том, что буржуазное государство — это чудовищный инструмент угнетения, гигантский раздутый паразит, высасывающий жизненные силы из общества. Не может быть и речи о реформировании такого государства. Он должен быть свергнут, разбит и полностью искоренен. В этом нет никакой разницы между нами. Мы также согласны с тем, что в будущем коммунистическом обществе не будет места государству. Государство будет распущено и заменено совершенно другой формой организации, в которой свободные мужчины и женщины будут гармонично определять свою собственную судьбу.

Да, мы согласны со всем этим. Но возникает вопрос: как этого достичь? Как преодолеть путь от точки «А» до точки «Б»? На этот вопрос наши друзья-анархисты никогда не давали удовлетворительного ответа. Давайте поставим вопрос конкретно.

Правящий класс на протяжении веков создавал грозный аппарат — государственную власть — для защиты своего классового господства. И вся история показывает нам, что правящий класс никогда не отдаст без борьбы свою власть, богатства и привилегии. Банкиры и капиталисты обладают централизованной властью, опирающуюся на армию, полицию и разведывательные службы, средства массовой информации, систему образования, церкви, тюрьмы, судебные органы и т. д. Все это будет использовано для того, чтобы помешать трудящимся взять власть в свои руки. Такова правда жизни.

Для любого думающего человека должно быть очевидно, что свержение существующего государства не будет легкой задачей. Это требует тщательного обдумывания, планирования и подготовки. Конечно, революция — это не дело небольшой группы заговорщиков (не имеющий отношения к действительности миф, продвигаемый буржуазными противниками Октябрьской революции состоит в том, что это был «переворот», организованный Лениным и Троцким). Революции делаются массами, самостоятельным движением масс.

Сколько раз случалось в истории, что многочисленная армия, состоящая из доблестных и самоотверженных бойцов, терпела поражение от гораздо меньшей по численности, но дисциплинированной силы, состоящей из профессиональных солдат, руководимых опытными и компетентными офицерами? Достаточно прочитать про Галльские войны времен Цезаря, чтобы найти ответ на этот вопрос. Простой опоры на инициативу масс, хотя и имеющую решающее значение для успеха революции и создания демократического рабочего государства, недостаточно для свержения и победы над централизованными и дисциплинированными силами, находящимися в распоряжении классового врага.

Некоторые анархисты противопоставляют этому идею защитника революции в виде федеративной рабочей милиции, где каждая местная группа пользуется автономией и отсутствует «властный центр», который мог бы диктовать им свою волю. Но революция — дело не простое. Буржуазия будет использовать все имеющиеся в ее распоряжении средства, чтобы запутать массы. Она найдет точки соприкосновения с более консервативно настроенными слоями населения. Даже самая демократичная и народная из рабочих революций столкнется с симпатиями в отношении контрреволюции со стороны меньшинства рабочего класса. Буржуазия попытается использовать все эти точки опоры в своей борьбе против революции. В таких условиях, как, скажем, революционная гражданская война, может ли революция стоять в стороне и позволить тому меньшинству, которое активно поддерживает контрреволюционную «автономию», саботировать революцию? На самом деле, такая ситуация показывает, что в современных условиях не может быть реальной автономии. Любая группа, использующая свою «автономию» для подрыва революции, фактически навязывает свою власть революции, по крайней мере, в той мере, в какой они добиваются успеха. По этим причинам революционная власть должна отличаться централизацией и высокой скоординированностью — при условии, что центр находится под демократическим контролем революционных рабочих.

Чтобы победить буржуазное государство, пролетариату необходимо создать собственные вооруженные силы — революционную армию. Ленин объяснял, что государство, если опустить все второстепенное, — это организация вооруженных людей. Чтобы свергнуть буржуазное государство, рабочие должны организовать свою собственную государственную власть, опирающуюся на демократические органы рабочего контроля и рабочего ополчения. Подобные органы не будут иметь ничего общего с чудовищным репрессивным государством помещиков и капиталистов, но совершенно необходимо противопоставить этому чудовищу альтернативу рабочего государства.

Испанская революция

Испанская революция 1931-37 годов — еще один трагический пример тех последствий, что несет с собой отсутствие руководства в революционной ситуации.

Что касается роли CNT в испанской революции, наш критик снова пытается говорить за меня, когда пишет: [Вудс] пишет, что CNT провалились в продвижении революции и стали частью буржуазного правительства. На что он отвечает просто: «Мы полностью согласны» и добавляет, что анархисты сегодня «полностью согласны с позициями Дуррути».

«Черный флаг» претендует на звание сторонников великого испанского революционера Хосе Буэнавентуры Дуррути. Но Дуррути действовал не как анархист, а как большевик. Он организовал революционную армию и вел революционную войну против фашистов. Если бы его политика проводилась лидерами CNT, революция могла была бы успешной не только в Каталонии, но и в остальной части Испании. Именно по этой причине он и был убит.

Мудрствовать задним числом, конечно, легче всего. Не составляет никакого труда вести битвы прошлого и выигрывать их без единого выстрела. Но как можно объяснить то, что крупнейшее анархистское движение на тот момент в мире могло предать рабочий класс и погубить испанскую революцию? Как и поведение Кропоткина в 1914 году, наш критик расценивает подобное как «ошибку CNT», простую ошибку, которую может совершить кто угодно, как например, оставить зонтик в автобусе или поутру надеть два разных носка.

И из-за таких гладких фраз мы должны проигнорировать тот факт, что лидеры главной рабочей организации Испании в самый ответственный момент присоединились к буржуазному правительству, предали революцию и даже приказали рабочим Барселоны сдать свое оружие, — отдавая себя, беззащитных, в руки сталинской контрреволюции.

Но не стоит беспокоится об этом. У нашего друга-анархиста есть наготове очень удобное объяснение. Поведение лидеров CNT, видите ли, стало следствием как раз таки предательства одного из принципов анархизма — неучастия в государстве. Это «объяснение» не объясняет ровным счетом ничего. Напротив, именно применение анархистской теории государства стало причиной поражения в Каталонии.

Анархисты просто отвергают государство в целом, в принципе. На первый взгляд эта позиция кажется весьма революционной. Но на практике все оказывается с точностью до наоборот. Чтобы доказать это, мы должны перейти от теории анархизма к ее практике. В 1936 году рабочие-анархисты — самая смелая и революционная часть испанского рабочего класса — поднялись на восстание в Барселоне и разбила фашистов, готовившихся присоединиться к восстанию Франко.

На короткий период рабочие получили контроль над обществом. На заводах был установлен рабочий контроль, и единственной властью в Барселоне стали вооруженные отряды анархистов CNT и левой ПОУМ. В результате героических действий рабочих-анархистов в Барселоне фашистская реакция была разбита. Старое буржуазное государство повисло в воздухе без какой-либо опоры. В действительности власть уже была в руках вооруженного рабочего класса. Все, что требовалось, так это то, чтобы CNT арестовало буржуазное правительство и объявило, что власть находится в руках рабочего класса.

Этот факт был признан Компанисом — главой Женералитета, буржуазного националистического правительства Каталонии. Он пригласил лидеров анархистов в свой кабинет и обратился к ним со следующими словами: «Ну, господа, похоже, у вас есть власть. Вы должны сформировать правительство». Анархистские лидеры с негодованием отвергли это предложение на том основании, что они выступают против всех правительств. Это была роковая ошибка, погубившая революцию.

Несложной задачей было бы призвать рабочих избрать представителей заводских комитетов, представителей рабочей милиции в центральный совет, который возглавил бы управление обществом, и обратиться к рабочим и крестьянам остальной части Испании с призывом последовать их примеру. Но они этого не сделали. Вместо этого они позволили существовать буржуазному правительству Компаниса, дав ему достаточно времени, чтобы при помощи сталинистов упрочить свое положение, а затем организовать контрреволюцию и сокрушить рабочих.

Если анархистам не нравилось слово «государство», они могли бы назвать это коммуной или любым другим словом. В России подобное называлось Советской властью. Совершенно неважно какое используется слово. Но в революции абсолютно необходимо, чтобы рабочий класс сверг старое государство и взял власть в свои руки. Отказ от этого неизбежно ведет к контрреволюции и восстановлению старой угнетательской государственной власти. Здесь же мы видим безответственную игру с революцией.

Действительно ли это была просто «трагическая ошибка», возникшая из-за неспособности реализовать анархистскую теорию государства? Отнюдь нет! Лидеры анархистов отказались создать рабочее государство именно из-за своих анархистских предрассудков против «всяких государств вообще». На самом деле они исчерпывающим образом реализовали анархистскую теорию государства на практике. Они отвергли политику, полагая, что сам по себе контроль рабочих на фабриках означал, что уже существует «новая социальная экономика» и брать власть нет необходимости. Они выступали за массовую всеобщую стачку как альтернативу политике. То, как должна развиваться такая всеобщая стачка, чтобы привести к демонтажу старого правительства, армии, полиции и т.д., то как организовать признанную и принятую народом форму нового общества и экономики — все это, естественно, остается всегда весьма расплывчатым.

Что еще хуже, те же самые анархистские лидеры, которые отказались установить власть рабочего государства, позднее вошли в качестве министров в буржуазное правительство — то самое правительство, которое задушило революцию в мае 1937 года. Достоверный факт — анархистский лидер Федерика Монсени (министр здравоохранения в республиканском правительстве) лично отправился в Барселону, чтобы убедить рабочих-анархистов сложить оружие. Два предательства связаны между собой: неспособность захватить власть на революционной основе заставила их в отчаянии присоединиться к буржуазному правительству, без особого энтузиазма сражающегося с фашистами Франко. Мы имеем здесь предательство в квадрате.

Сегодняшние анархисты. подобные «Черном флагу» критикуют поведение CNT, вошедшего в буржуазный парламент как предательство анархистских принципов. Что не объясняют и не могут объяснить, так это как CNT, имея в руках власть, позволила этой власти ускользнуть сквозь пальцы и попасть в руки контрреволюции. Это было настоящим предательством революции и рабочего класса. И источником это стала ошибочная и пагубная теория анархизма.

Египетская революция

Если Русская революция демонстрирует важность руководства в позитивном ключе, многие другие события демонстрируют то же самое в негативном и даже трагическом. В этой связи я вспоминаю в первую очередь замечательную египетскую революцию, когда массы спонтанно, без партии или руководства, пришли к свержению тиранического режима Мубарака.

Там мы имели, с одной стороны, изумительный пример силы стихийного массового движения, вовлекающего миллионы. С другой стороны, мы видели его явную ограниченность. Массы проявили огромное мужество в борьбе с жестоким и диктаторским режимом, рискуя своими жизнями ради дела революции. Им удалось свергнуть сначала Мубарака, а затем Мурси.

17 миллионов человек вышли на улицы. Это движение действительно не имело аналогов в истории. Египетские массы свергли правительство. Но что случилось потом? Факт в том, что власть лежала на улице, ожидая, что кто-нибудь ее поднимет. Но в отсутствие руководящей силы, революционной партии и руководства массы позволили власти выскользнуть сквозь пальцы. Вместо рабочего и крестьянского правительства Египет пришел к жестокой диктатуре военных.

Если бы в то время в Египте имелась революционная партия, подобная большевистской, вся ситуация была бы иной. Было бы несложно избрать делегатов с предприятий и деревень, объединить их в единый революционный комитет и провозгласить революционное правительство. Но это не было сделано, и революцию сменила контрреволюция с самыми трагическими последствиями для народа Египта. Почему так произошло? Только из-за отсутствия того, что марксисты называют субъективным фактором — партии и руководства.

Могли ли египетские массы приобрести достаточный опыт и сознательность, чтобы сделать вывод о приходе к власти без партии? Вопрос риторический. Они не сделали этого потому, что не располагали временем, чтобы получить четкое понимание того, что необходимо делать. В отсутствие руководства, без которого не обойтись, массы были в замешательстве, колебались и не знали, что делать с властью, которая была в их руках.

Вопреки самоуверенным утверждениям «Черного флага», египетские массы не развивались в сторону социализма. Вместо этого они были связаны по рукам и ногам и переданы на милости контрреволюции. Подобное снова и снова наблюдается в истории последних ста лет то одной стране, то в другой. Наш друг-анархист ничего этого не видит. Но нет более слепых чем те, кто не хотят ничего видеть.

«Диктатура пролетариата»

Описывая переходное состояние между капитализмом и социализмом Маркс говорил о «диктатуре пролетариата. Данный термин постоянно вызывает недопонимание. В наши дни слово «диктатура» имеет коннотации, которые были неизвестны Марксу. В эпоху, когда стали известны ужасные преступления Гитлера и Сталина, он вызывает кошмарные видения чудовища тоталитаризма, концентрационных лагерей и тайной полиции. Но таких вещей во времена Маркса нельзя было даже вообразить. Для него слово «диктатура» связывалась с Римской республикой и относилось к чрезвычайным ситуациям военного времени, в которых обычные правила временно не действовали.

Римский диктатор («тот, кто диктует») был чрезвычайным судьей (magistratus extraordinarius), обладающим абсолютной властью и мог выполнять задачи, выходящие за рамки полномочий обычного судьи. Первоначально данный пост носил имя «Правитель народа» (Magister Populi), который также был предводителем армии граждан. Другими словами, это была роль военачальника, которая почти всегда включала руководство армией на местах. С окончанием назначенного периода диктатор уходил в отставку. Идея тоталитарной диктатуры, подобной той, что существовала в сталинской России, где государство угнетало бы рабочий класс в интересах привилегированной касты бюрократов, привела бы Маркса в ужас.

В действительности «диктатура пролетариата» Маркса — лишь еще один термин. обозначающий политическую власть рабочего класса или рабочую демократию. Отправной точкой идеи диктатуры пролетариата для Маркс была Парижская коммуна 1871 года. Коммуна была славным эпизодом в истории мирового рабочего класса. Здесь впервые народные массы во главе с рабочими свергли старое государство и, по крайней мере, сделали попытку преобразования общества.

Маркс и Энгельс тщательно проанализировали опыт Коммуны, указав как на ее успехи, так и на ошибки и недостатки. Почти все они относятся к недостаткам руководства. Верно утверждение «Черного флага» о том, что сторонники Маркса в Коммуне были меньшинством. Руководство Коммуны представляло собой смешанную группу, от марксистского меньшинства до элементов, стоявших близко к реформизму или анархизму.

Одной из причин провала Коммуны было то, что она не начала революционное наступление против реакционного правительства, находившегося в Версале. Это дало время контрреволюционным силам сплотиться и напасть на Париж.

Без четко определенного плана действий, руководства или организации массы проявили удивительную степень смелости, инициативы и творчества. И все же, в конечном итоге, отсутствие смелого и дальновидного руководства и четкой программы привело к ужасному поражению. Контрреволюция уничтожила более 30 000 человек. Коммуна была буквально похоронена под горой трупов.

Социализм и насилие

Какова позиция анархистов относительно революционного насилия? В очередной раз наш друг пытается внести путаницу, говоря нам то, что мы и так знаем — что существует множество разных теорий анархизма как и людей считающих себя анархистами:

«В действительности, на протяжении истории, существовали анархисты-инсуррекционисты, защищавшие использование терроризма как средство общественных изменений. Но они всегда были меньшинством. Большинство либертарных сил посвящает свою деятельность строительству широких движений, как например синдикализм, и усилению их к тому моменту, как объективные условия вызовут революцию. Использование насилия как инструмента общественных трансформаций никогда не отрицалось».

Так на чем же мы остановились? Анархисты выступают за или против революционного насилия? Мы по-прежнему не знаем на это ответа. Одна вещь, тем не менее, ясна как божий день: согласно Бакунину рабочий класс не должен брать власть, в противном случае он неминуемо попадет в западню «авторитаризма»:

«Спрашивается, если пролетариат будет господствующим сословием, то над кем он будет господствовать? Значит, останется еще другой пролетариат, который будет подчинен этому новому господству, новому государству. Напр. хотя бы крестьянская чернь, как известно, не пользующаяся благорасположением марксистов и которая, находясь на низшей степени культуры, будет, вероятно, управляться городским и фабричным пролетариатом; или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне по той же причине станут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится по отношению к своей буржуазии».

«Чередующийся характер административных задач и избрание делегатов с отзываемым мандатом были руководящими принципами анархистов. Ленин, Троцкий, Сталин, Маркс и Энгельс всегда выступали за централизацию власти в руках бюрократической и авторитарной касте».

Утверждается как само собой разумеющееся, что когда рабочий класс приходит к власти, для каждого отдельного работника оказывается невозможным напрямую использовать эту власть. Это, однако, не представляет непреодолимой проблемы при одном условии — соблюдении принципа демократических выборов, при которых меньшинство подчиняется решениям большинства. Следует признать, что этот демократический принцип далек от совершенства. Но это лучшее решение, которое было разработано в истории. До сих пор никто, и в первую очередь Бакунин и его сторонники, не предложили лучшего рецепта.

«Черный флаг» призывает нас добиваться институционализации прямой демократии личного участия. Было бы хорошо, если бы он писал на простом и понятном английском (или португальском) языке, чтобы мы, обычные смертные, могли понять о чем здесь идет речь. В чем суть этой замечательной «прямой демократии личного участия»? Вероятно, подразумевается то, что люди должны разговаривать друг с другом.

Мы ни в малейшей степени не выступаем против этой идеи, которая отнюдь не нова. Но как, в случае продолжительного действия «прямой демократии личного участия», можно избежать расхождения во мнениях? Печально, но у нас нет иного выбора, кроме как поднимать руки за и против. И право принимать решение будет оставаться за большинством.

Схожим образом, по причине того, что все и каждый не может принимать участие в управлении обществом, мы вынуждены в итоге выбирать людей, которым мы могли бы доверить представлять наши интересы. То, что всегда существует риск, что эти люди не будут способны делать адекватным образом — явление очевидное. Существуют, однако, конкретные шаги, которые мы можем предпринять, чтобы свести этот риск к минимуму.

Во-первых, официальные лица по всем должностям должны избираться на ограниченные периоды времени с правом отзыва. Во-вторых, плата для избираемых лиц должна быть не выше платы квалифицированного работника. Не должно быть постоянной армии или полиции, их заменят вооруженный народ, то есть рабочая милиция. И последнее по списку, но не последнее по значимости — в той степени в которой это возможно, задачи управления обществом должны совершаться каждым по очереди. Это последнее условие, однако, будет зависеть от развития производительных сил и повышения уровня культуры в обществе.

Возвращаясь к вопросу революционного насилия «Черный флаг» с горечью отмечает, что программа, описанная Лениным в «Государстве и революции» украдена у анархизма. Высказывается протест, что вооруженный народ — это анархистская идея. Если это именно так, то наш анархистский друг должен только порадоваться. В действительности, он словно говорит на каждом шагу: смотрите, между нами нет никаких различий; вы говорите, что нам нужна революционная партия — мы тоже! Вы считаете, что нам нужна дисциплинированная организация — мы тоже! Вы полагаете, что в Испании лидеры CNT не должны были входить в буржуазное правительство — мы тоже! А что касается «Государства и революции» Ленина — так это чистый анархизм!

И все же, несмотря на все эти сходства, «Черный флаг» по-прежнему недоволен. Он настаивает, что существуют фундаментальное расхождение между марксизмом и анархизмом. И в этом он прав. Проблема возникает из-за того, что он играет в прятки с идеями. Не объясняя различия марксизма и анархизма, — различия ясные и всем известные, за исключением, как кажется «Черного флага», он пытается запутать дело маскируя эти различия, вместо того, чтобы четко их обозначить. Результатом этого становится торжественная манифестация путаницы. Такими методами никто не сможет научиться ничему новому.

В рамках этой манифестации путаницы мы узнаем не только то, что «Государство и революция» Ленина была списана слово в слово с анархистских текстов, но и то, что идеи Ленина и Троцкого не имеют ничего общего с анархизмом — в действительности они (секундочку внимания!) выступали за авторитарное государство:

«Чередующийся характер административных задач и избрание делегатов с отзываемым мандатом были руководящими принципами анархистов. Ленин, Троцкий, Сталин, Маркс и Энгельс всегда выступали за централизацию власти в руках бюрократической и авторитарной касты».

Утверждение «Черного флага» о том, что идея вооруженного народа была взята у анархистов просто не соответствует действительности. На самом деле, эта идея присутствовала до 1914 года в программе международной социал-демократии, где она выступала в качестве демократического требования. Оно было осуществлено на практике Троцким после Октябрьской революции, когда он сформировал Красную армию, представлявшую собой вооруженные силы рабочих и крестьян Советской Республики.

Между прочим, во время гражданской войны в Испании Дуррути, этот великий революционный герой, сам организовал Красную армию по схемам, схожим с теми, которыми ранее пользовался Троцкий. Дуррути вел революционную войну, продвигаясь по Арагону, изымал землю, расстреливал священников и помещиков, объединял крестьян в коллективы, вооружал их. Поэтому его поведение было крайне авторитарным. Короче говоря, он действовал в большей степени как большевик, а не как анархист.

Естественным образом, буржуазные историки ненавидят и Троцкого, и Дуррути по одной и той же причине. И тот и другой был революционером и действовал соответствующе. Оба вели успешные боевые действия против классового врага и наносили удары по контрреволюции. Вот почему Дуррути постоянно называют «жестоким бандитом», а Троцкого «кровожадным монстром»

Для нас не является неожиданностью, что буржуазные реакционеры пишут подобным образом о революционных лидерах, но немного досадно обнаружить те же нападки на Троцкого в трудах людей, называющих себя революционерами. «Черный флаг» не смог устоять перед искушением повторить клевету в адрес Троцкого, которой он нахватался у буржуазных историков.

Здесь нет места для того, чтобы останавливаться на разборе клеветы со стороны «Черного флага». По этой причине мы отсылаем читателя к книге, написанной мной много лет назад в соавторстве с Тедом Грантом «Ленин и Троцкий», где такая клевета разбирается подробным образом.

Марксизм и государство

Современное государство — бюрократический монстр, поглощающий огромную долю богатств, производимых рабочим классом. Марксисты согласны с анархистами в том, что государство это чудовищный инструмент угнетения, который должен быть упразднен. Возникают вопросы — как это сделать, кто это сделает, чем оно будет заменено? Для любой революции эти вопросы имеют фундаментальный характер.

В своей речи об анархизме во время Гражданской войны, начавшейся после революции, Троцкий следующим образом сформулировал марксистскую позицию относительно государства:

«Буржуазия говорит: не трогайте государственной власти — это есть священное наследственное право образованных классов. А анархисты говорят: не трогайте — это есть адова выдумка, чертова машина, не прикасайтесь к ней. Буржуазия говорит: не трогайте — это священно; анархисты говорят: не трогайте — это греховно. И те и другие говорят: не трогайте. А мы говорим: не только тронем, но и в руки возьмём и пустим в ход в своих интересах, для уничтожения частной собственности, для освобождения рабочего класса». (Троцкий, «Как вооружалась революция», т.I, 1918 г.)

Обобщая опыт Парижской коммуны, Маркс разъяснил, что рабочий класс не может просто взять и использовать существующую государственную власть, но должен свергнуть и уничтожить ее. Эта базовая установка была очерчена в «Государстве и революции» Ленина: Мысль Маркса состоит в том, что рабочий класс должен разбить, сломать „готовую государственную машину“, а не ограничиваться простым захватом её.

Возражая путаным идем анархистов, Маркс говорил, что рабочим необходимо государство для слома сопротивления эксплуататорских классов. Этот аргумент Маркса, однако, был искажен как буржуазией, так и анархистами. Рабочий класс должен уничтожить существующее (буржуазное) государство. В этом вопросе с анархистами мы согласны. Но что потом? Для того чтобы осуществить социалистическое переустройство общества необходима новая власть. Как она будет называться — государством или коммуной — совершенно не важно. Рабочий класс должен организоваться, и тем самым выделить себя как руководящую силу в обществе.

Рабочему классу нужно свое собственное государство, но государство это будет совершенно не похоже на все те, что существовали ранее в истории. Государство, которое представляет огромное большинство общества не будет нуждаться в огромной постоянной армии или полиции. В действительности, это уже не будет государством как таковым, но полу-государством, наподобие Парижской коммуны. Далекое от того, чтобы быть тоталитарным бюрократическим монстром, оно будет гораздо более демократичным, чем любое из ныне существующих буржуазно-демократических республик — определенно, гораздо более демократичным, чем сегодняшняя Швеция.

Комментируя «Государство и революцию» Ленина в своей книге «Преданная революция», Троцкий писал:

«Тот же смелый взгляд на государство пролетарской диктатуры нашел через полтора года после завоевания власти свое законченное выражение в программе большевистской партии, в том числе и в разделе об армии. Сильное государство, но без мандаринов; вооруженная сила, но без самураев! Не задачи обороны создают военную и штатскую бюрократию, а классовый строй общества, который переносится и на организацию обороны. Армия только осколок социальных отношений. Борьба против внешних опасностей предполагает, разумеется, и в рабочем государстве специализованную военно-техническую организацию, но ни в каком случае не привилегированную офицерскую касту. Программа требует замены постоянной армии вооруженным народом.

Режим пролетарской диктатуры с самого своего возникновения перестает таким образом быть „государством“ в старом смысле слова, т.е. специальным аппаратом по удержанию в повиновении большинства народа. Материальная власть, вместе с оружием, прямо и непосредственно переходит в руки организаций трудящихся, как советы. Государство, как бюрократический аппарат, начинает отмирать с первого дня пролетарской диктатуры».

Русская революция

Для марксистов, Октябрьская революция 1917 г. представляет собой важнейшее событие человеческой истории. Впервые в истории, если не брать в расчет героический, но короткий эпизод Парижской коммуны, рабочий класс взял управление государством в собственные руки, отбросил в сторону капиталистические отношения собственности и начал процесс социалистического переустройства. Эта революция стала выражением гигантской победы для рабочего класса, получившего фабрики в свои руки; для крестьян, так как они получили землю; для женщин, потому что они впервые увидели полное правовое равенство, которого не было до тех пор в России; для национальных и этнических меньшинств, в особенности евреев, которые подвергались жестокому гнету со стороны великорусского шовинизма, продвигаемого автократичным царистским режимом.

Рабочее государство, рожденное большевистской революцией 1917 г. не было ни бюрократическим, ни тоталитарным. Напротив, до того как сталинская бюрократия лишила массы контроля, это было самое демократичное государство из когда-либо существовавших. Базовые принципы Советской власти не были изобретены Марксом и Лениным. Основой их служил конкретный опыт Парижской коммуны, воспринятый позже Лениным.

Советы рабочих и солдатских депутатов представляли собой выборные собрания, составленные не из профессиональных политиков и бюрократов, но из обычных рабочих, крестьян и солдат. Они не были отчужденной властью, стоящей над обществом, но властью, основанной на прямой народной инициативе, идущей с самых низов. Ее законы не были подобны законам, издаваемыми капиталистической государственной властью. Советы представляли собой совершенно иной тип власти, отличный от той, что обычно существует в буржуазно-демократических республиках, распространенных в развитых странах Европы и Америки.

Энгельс давно объяснил, что в любом обществе, в котором искусство, наука и управление являются монополией меньшинства, это меньшинство будет использовать и злоупотреблять своим положением в собственных интересах. Ленин сразу увидел опасность бюрократического перерождения революции в условиях всеобщей отсталости.

Ленин был заклятым врагом бюрократии. Он постоянно подчеркивал, что пролетариату нужно государство, которое «так устроено, что оно сразу начнет отмирать и не может не отмирать». Подлинное рабочее государство не имеет ничего общего с существующим сегодня бюрократическим монстром, и еще в меньшей с тем, что существовало в сталинской России. Основные условия для демократии рабочих были изложены в «Государстве и революции»:

• Не только свободная и демократическая выборность, но и сменяемость в любое время;
• Официальные лица не могут получать плату выше заработка квалифицированного рабочего;
• Отсутствие постоянной армии и полиции, вооружение народа;
• Постепенный переход к тому, чтобы все исполняли функции контроля и надзора, чтобы все на время становились „бюрократами“ и чтобы поэтому никто не мог стать „бюрократом“.

Таковы были условия, которые Ленин выдвинул не для развернутого социализма или коммунизма, а для самого первого периода рабочего государства — периода перехода от капитализма к социализму. Эта программа рабочей демократии была прямо направлена против угрозы бюрократии. Она, в свою очередь, легла в основу программы партии 1919 года.

Переход к социализму — более высокому типу общества, основанному на подлинной демократии и достатке для всех — может быть достигнут только при активном и сознательном участии рабочего класса в управлении обществом, промышленностью и государством. Социализм — это не подарок рабочим от добросердечных капиталистов или бюрократических мандаринов. Вся концепция Маркса, Энгельса, Ленина и Троцкого основана на этом факте. Любой может увидеть, что такая программа насквозь демократична и является полной противоположностью бюрократической диктатуры. В понимании марксистов, социализм без демократии — пустое место.

Маркс давным-давно объяснил, что в любом обществе, где нужда носит всеобщий характер, «возрождается вся старая дребедень». Именно в этих условиях рождается бюрократия — слой чиновников и карьеристов, расталкивающих рабочих и захватывающих привилегированные должности в государстве и в промышленности. Ленин неоднократно предостерегал от опасностей, которые несет с собой бюрократия — не только в государстве, но и в самой партии.

Истинной причиной бюрократического вырождения Русской революции был не некий «первородный грех» большевизма, а изоляция революции в условиях материальной и культурной отсталости. Причиной этого, в свою очередь, было предательство руководства европейской социал-демократии. Детальный разбор этого вопроса, однако, выводит нас далеко за пределы нынешней полемики.

В условиях ужасной отсталости Октябрьская революция подверглась процессу бюрократического перерождения. Сталинская контрреволюция разрушила демократический режим, установленный Лениным и Троцким в 1917 году. Вопреки мифу, усердно распространяемому буржуазными реакционерами, а также анархистами, сталинизм и большевизм — явления совершенно друг от друга отличные. Доказательством этого является тот факт, что в целях укрепления бюрократического и тоталитарного режима, Сталину потребовалось физическое истребление всех лидеров партии времён Ленина.

То, что потерпело неудачу в Советском Союзе, не было ни социализмом, ни коммунизмом в каком-либо смысле, который разделял Маркс, Ленин или Троцкий, но бюрократической и тоталитарной карикатурой на социализм. Именно она потерпела неудачу, иного и не могло быть. Распад Советского Союза был предсказан Троцким еще в 1936 году в его книге «Преданная революция». Он писал, что сталинская бюрократия не будет удовлетворена своими раздутыми зарплатами и привилегиями, но неизбежно пойдет по пути восстановления капитализма. Именно так и произошло.

Анархизм сегодня

Анархисты представляют себя чрезвычайно революционными, так как призывают к социальной революции здесь и сейчас. Но используя диалектический подход, мы видим, что в своем нетерпении осуществить социальную революцию, когда условия для нее отсутствуют, они фактически сводят свою активность к бессильному «прямому действию» малых групп, изолированных от масс рабочего класса. В сочетании с защитой «малых дел» на локальном уровне и с псевдореволюционной видимость борьбы это приводит их в никуда.

Под влиянием буржуазного постмодернизма они стали одержимы вопросами терминологии и языка, добиваясь того, чтобы все их речи «не имели следа угнетения или иерархии». Таким образом, «социальная революция» сводится к пустому символизму и терминологическому радикализму. Отменяя иерархию в языке, они воображают, что упраздняют ее в действительности. Реальный же мир обходит их стороной, даже не замечая этой замечательной «революции», а иерархия, эксплуатация и угнетение продолжают вполне успешно, как и прежде, существовать.

Для любого подобного мне, искренне уважающего и восхищающегося старыми анархистскими рабочими, такими как активисты CNT, которые были настоящими революционерами, но были преданы своими анархистскими лидерами, современный анархизм представляет собой поистине удручающее зрелище. Старые анархистские рабочие, возможно, ошибались в некоторых своих идеях, но были революционерами и классовыми борцами по самой сути своего существа. Сегодня мы имеем лишь карикатуру на оригинал, вещь без какой-либо реального наполнения, без корней в рабочем движении, без четких идей, без понимания тактики или стратегии, чья единственная роль заключается в распространении путаницы в сознании слоя радикализированной молодежи, пытающейся нащупать верный путь к революции. Анархизм — это не путь к революции, а исключительно тупик.

В отсутствие сильной революционной партии часть молодых людей, которые желают изменить общество, изначально попадают под влияние анархистских идей. Большинство из них вскоре начинает понимать идейную и тактическую ограниченность анархизма. Для них анархизм — это своего рода подготовительная школа, которая в конечном итоге приведет к марксизму. Мы, марксисты, протягиваем руку дружбы этим молодым людям. Мы будем сражаться вместе с ними против общего врага. Но мы также будем терпеливо объяснять разницу между анархизмом и марксизмом и вести полемику против ошибочных идей и тактик, не способных привести рабочих и молодежь к победоносной социалистической революции.

Мы должны, к сожалению, закончить эту интересную встречу с анархизмом, процитировав старину Бакунина: «Тот, кто хочет не свободы, а государства, не должен играть в революцию». Но это именно то, к чему ведёт анархизм. Любой, кто хочет серьезно заняться революционной работой, должен оставить позади ограничения и путаницу анархизма и принять единственно последовательную революционную точку зрения — точку зрения марксизма.

Мы твердо убеждены, что существуют множество молодых людей, обозначающих себя как анархисты, которые имеют серьезное отношение к революции и открыты новым знаниям. Но революция — это одновременно и наука и искусство, которые должны изучаться внимательнейшим образом, подобно тому как офицеры буржуазной армии изучают историю войн для разработки тактики и стратегии.

Мы, марксисты, боремся за создание международной армии пролетариата. Международная марксистская тенденция является продолжателем великих революционных традиций Маркса, Энгельса, Ленина и Троцкого. Наша программа — это программа большевистской революции и коммунистического интернационала.

Мы также испытываем симпатию к великому испанскому революционеру и мученику за дело рабочего класса, Буэнавентуре Дуррути, который представлял лучший элемент анархизма — элемент, близкий к большевизму и фактически неотличимый от него. Мы призываем всех серьезно настроенных анархистов, желающих бороться за всемирный социализм присоединяться к нам, вести дебаты и дискуссии, и наконец слиться воедино в единую могучую революционно-пролетарскую тенденцию в мировом масштабе.

Единственный путь к революции — это построение революционной рабочей организации, марксистской партии и интернационала. Именно этот путь мы, Международная марксистская тенденция, и предлагаем рабочим и молодежи Бразилии.